Что же из этого? Жен и детей своих оставите здесь; стало быть, нужно будет
воротиться, и тогда придется подклонить головы под меч Речи-Посполитой. Если же вы
стращаете нас, что уйдете куда-нибудь по далее—на Дон, например, так это неправда.
Днепр ' ваше отечество. Другого Днепра нет на свете. Дона нельзя сравнить с Днепром.
Там неволя, здесь — свобода. Как рыбе нельзя жить без воды, так козаку без Днепра,—
чей Днепр, того и козаки! Теперь, прощайте, мы едем к его величеству и скажем, что вы
бунтуете».
Некоторые из Козаков расчувствовались так, что прослезились. Томиленко положил
свою булаву и камышину и сказал:
«Челом бью всему войску запорожскому. Возвращаю уряд свой».
С этими словами он удалился из рады.
Козаки стояли в недоумении и не знали чтб им делать: выбирать ли нового
старшбго, или просить прежнего принять снова свое достоинство. Сторона Томиленки
одерясала верх. Козаки позвали своего гетмана и убеждали его не покидать уряда. «Не
хотим изменить его величеству и Речи-Посполитой,—сказали они,>—но пусть преясде
пан коронный гетман присягнетъ».
«Пан коронный гетман прежде вас не будет присягать», отвечали коммиссары.
Смятение продолжалось до вечера; наконец, козаки, поднявши пальцы кверху,
присягнули на основании Кураковского договора. Какого-то Грибовского, который
кричал отважнее всех, Томиленко приказал приковать к пушке. Он потом убежал из
войска и скрылся на Запорожье.
После этой рады Кисель писал к коронному гетману, что для того, чтобы дерягать
Козаков в послушании — лучшее средство иметь в козацкомъ
83
войске шпиойов, и зная все, чтб у них делается, подкупать, при надобности,
старшин, но постоянно ссорить их между собою, чтоб не допустить между козаками
единства и согласия. Через несколько недель оказалось, что такия меры не всегда
бывают действительными.
Павлюк воротился с войны, в которой, по его выражению, козаки с малыми силами
победили и в прах обратили многочисленного неприятеля. Услыхавши что творится на
Украине, он, с толпой удалых, налетел на Черкасы, забрал там орудия и увез на
Запорожье. «Тут им следует быть!» сказал он.
Томиленко оставался в нерешимости. Душою он был привержен к козацкой свободе
и склонен был пристать к Павлюку; но, как человек •старый, не видел и не надеялся
успеха; реестровые козаки смотрели на восстание двусмысленно; только самые
отважные и молодые не скрывали сочувствия к поступку выписчиков. Томиленко
известил коронного гетмана о поступке Павлюка, и счел приличным в своем донесении
отозваться с огорчением о пане канцлере, по милости которого Павлюк остался в
живых. Томиленко не скрывал, что с реестровым войском легко было отбить армату у
Павлюка, который налетел на нее с двухсотенным отрядом, но извинялся тем, что
слушался приказаний коронного гетмана, запретившего козакам ссориться между
собою. Вместе с тем, Томиленко отправил к Павлюку двух Козаков с советом
покориться и возвратить взятые орудия.
16-го июня Павлюк отвечал Томиленку из Микулина Рога, где находилась тогда
Запорожская Сич; он писал, что Козаков огорчило бесчестие, нанесенное козацкой
армате, и козаки, по милости Божией, не сделав никому оскорбления, перенесли ее на
приличное для неё место, в Запорожье, где предки их прославились своими подвигами;
притом же пребывание арматы в волостях требует её содержания, которое падает на
бедных жителей, и без того уже отягощенных постоем кварцяного войска, вопреки
кураковской коммиссии, потому что жолнерам не следует занимать квартир далее
БелойЦеркви. «Сознайтесь, писал Павлюк, когда армата наша стояла в волостях, то п
выписы были часты, из шляхетских имений выгоняли или подчиняли панской
юрисдикции наших товарищей и вдов козацких, а чуть какой-нибудь козацкий товарищ
провинится, паны уряды клевещут на целое войско перед коронным гетманом, а
коронный гетман перед его величествомъ». Павлюк отказывался возвратить орудия,
выражаясь, что мертвого из могилы назад не носят, н приглашал, напротив, всех
реестровых прибыть к ним с остальными орудиями. «Сохрани вас Боже, прибавлял
Павлюк, если вы захотите быть нашими врагами и, вместе с жолнерами, поднимете
руки на жен и детей наших и на наши имущества: ваши жены, дети и имущества
достанутся нам в руки прежде, чем наши вам; но мы этого вовсе не хотим; у нас п у вас