длилась до сумерок. Вечером исстрелянные, изрубленные недобитки покинули
победителям шесть пушек и ушли к задним; там из остатков табора составили еще
теснейший табор и поставили свои две оставшиеся у них пушки. Потоцкий
намеревался всю ночь освещать их, но собственному его выражению, а между тем
послал к ним предложение, чтоб они сдались и просили милосердия.
Ответа не было. Поляки стали налить, но с козацкой стороны не последовало ни
одного выстрела.
Тогда Потоцкий сам поехал по разбитому козацкому табору, и среди трупов,
валявшихся в изобилии, наткнулся на раненых, которые сказали ему. что козаки,
пользуясь темнотою, ушли со всем табором к Воровице, оставивши своих раненых на
произвол судьбы. Козацкия лошади, пораженные польскими пулями, метались в разные
стороны без седоков.
Вслед затем явилось к вольному гетману несколько реестровых; они просили
прощения, уверяли, что находились в козацком таборе поневоле, предлагали свои
услуги и просили, чтоб им позволили, вместе с поляками, преследовать своих
пораженных единоверцев. «Вы не прежде можете служить отечеству, как очистившись
наперед присягою»,—отвечал им польный гетман.
Позволив свощиу войску отдохнуть, Потоцкий еще раз послал к козакам универсал:
именем короля обещал он им прощение, если они раскаятся ,н начнут просить
милосердия; в противном случае он грозил по-
91
ступить так, как ему Бог положит на сердце и как укажет долг рыцарской отваги. К
этому универсалу приложил свое послание Кисель: он советовал козакам выдать
зачинщиков восстания и ручался, что король дарует им прощение.
На другой день Потоцкий послал своего племянника, Станислава Потоцкого,
вперед; тот дошел до Боровицы над Днепром и узнал, что из-за Днепра подходит к
козакам новое подкрепление.
Тогда польный гетман двинул свой обоз к Мошнам но грустному полю козацкого
погрома, где на снежной равнине пестрели багровые полосы крови: куда только можно
было окинуть взором, — по полю, болоту, по лесу, везде виднелись человеческие тела,
отрубленные головы, руки, ноги, лошадиные трупы, осколки возов, брошенное оружие,
обгорелые бревна деревни Кумеек. Когда поляки ушли далее, хлопы похоронили тела
русских воинов и насыпали,—говорит современник,—над ними высокие могилы на
память грядущим временам, дабы знали потомки, что под ними лежат козацкия головы,
павшие в несчастный день св. Николая, покровителя земли русской.
В козацком таборе под Воровицей было неладно. По разбитии Козаков под
Кумейками Скидан и другой полковник, Чечуга, увидали, что дело их пропадает: не
желая доставаться панам и надеясь сохранить себя для будущего восстания, они
убежали. Павлюк оставался на месте и думал перенести обоз на левый берег Днепра,
чтоб там подкрепить себя свежими силами. Но тут пришли в козацкий табор универсал
Потоцкого и послание Киселя. Тогда реестровые возмутились, взвалили всю беду на
Павлюка, кричали, что он их подвел, взбунтовал обещаниями, а сам ушел в Сичу и там
пропустил удобное время. Нашлись ораторы, которые доказывали, что следует выдать
полякам Павлюка; этим можно загладить вину свою, а сопротивляться долее и
безразсудно и безнолезно. Их стал удерживать один из старшин, Дмитро Томашевич-
Гуня, которого совету и распорядительности козаки одолжены были тем, что ушли из-
под Кумеек. Его сами козаки провозгласили своим старшим, а Павлюка и Томиленка
взяли под стражу. Но Гуня не принял на себя старшинства ценою выдачи полякам
прежних предводителей. Козаки избрали какого-то Снирского.
10-го (20-го) декабря Потоцкий появился под Боровицею.
Поляки дали залп по козакам.
Выписчики стали-было отвечать выстрелами, но реестровые выкинули мирное
знамя и послали сказать Потоцкому, что они готовы просить милосердия и выдадут
зачинщиков.
Потоцкий обещал им помилование с условием, если они приведут к нему Павлюка,
Скидана, Томиленка и прочих старшин.
Выписчики бросились бежать: одни по степи, другие к Днепру, и многие тут же
утонули в Днепре, потому что по причине теплой зимы Днепр дурно замерз. Тогда
убежали Гуня и полковник Хвилоненко. Реестровые привели к Потоцкому скованными
Павлюка, Томиленка и какого-то Ивана Злого. «А где же Скидан?»—закричал на них
Потоцкий.—«Нема, дмухнув кудись!» — отвечали реестровые. Вместо них чнгиринцы