только потребуется. По произведенному реестру оказалось, что под Кумейками пало
всего на всего шесть тысяч русских, и выбыло тысяча двест и реестровых: убылые
места не были пополнены; явно показалось, что поляки желают, чтоб Козаков было
поменьше. Объявили козакам, что дети убитых под Кумейками никогда не наследуют
звания отцов своих. Два козацких полка, образовавшиеся перед тем на левой стороне
Днепра, миргородский и яблоновский, были уничтожены. Чигиринский и
белоцерковский полки должны были отправляться с полковником Мелецким,
оставленным в звании коммиссара над козаками, на Запорожье, чтоб выгнать и вывесть
оттуда всех беглецов и оставаться на Запорожье в качестве сторожи. Объявлено
козакам, что о дальнейшем их устройстве на будущие времена будет учинено
постановление на сейме.
Полковник Мелецкий отправился с козаками на Запорожье. Прибыв ши туда уже во
второй половине марта, когда реки были в полном разливе, он послал к запорожцам
старших Козаков объявить им королевскую милость и требовал выдачи Скидана,
Чечуги и других зачинщиков бывшего восстания, убежавших из-под Боровицы. Но
запорожцы заковали присланных от Мелецкого Козаков и оставили на берегу Днепра
письменный ответ Мелецкому очень неутешительного содержания, как он выразился в
своем донесении. Мелецкий попытался-было действовать против них оружием, но
тотчас убедился, что это невозможно: реестровые неохотно шли против своих
единоземцев и некоторые из них тотчас же перешли к запорожцам. «Если бы,— писал
Мелецкий,—я не был очень осторожен, то меня непременно бы убили». Он поспешил
убраться из Запорожья.
Тогда запорожцы выбрали старшим полтавца Остранина, который во время
восстания Павлюка организовал для него шайку в Полтавщине. Немедленно отправили
универсалы по Украине, и сами вслед выступили из Запорожья туда же; атаман Гуня
отправил к крымскому султану Калге просьбу о помощи против поляков. Между тем
поляки, занявши войском своим левый берег Днепра, считали себя окончательными
победителями. «До сих пор,— говорили они,— обширные степи и захолустья Украины
были известны только козацким старшинам да полковникам; теперь их узнал калсдый
наш цюра (оруженосец); теперь в случае бунта войску не придется выступать в далекий
поход; войско всегда наготове, находясь посреди мятежной страны». Жолнеры делали
бесчинства выше меры и пределов; повсюду виднелись виселицы с трупами и колья со
взоткнутыми на них головами, въ
И. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.
98
городах и селах слышались стоны бичуемых до крови и старых и малых за то
единственно, что они русского рода; церкви того вероисповедания, во имя которого
русские поднимали оружие, предавались поруганию. От таких утеснений народ
толпами бежал в Московское Государство, где царь давал украинцам привольные земли
для поселения; другие бежали в Сич, а третьи кланялись поляку, по выражению
современника, как волк, упавший в яму, явно перед ними проклинали «дружину», а
втайне готовили своим братьям продовольствие и порох.
Весною, когда только стали одеваться зеленью леса, разнесся слух, что Остранин и
Скидан с запорожцами идут из Сичи в Украину: часть их ополчения плыла на лодках,
часть следовала сухопутьем. Украина заволновалась. В Нежине, где находилось главное
местопребывание оставленного начальником над войском, расположенным на левом
берегу Днепра, Станислава Потоцкого, русские начали с того, что ночью сняли с кольев
воткнутые головы своих братий и ушли к Остранину. Потоцкий пошел с коронными
войсками и реестровыми козаками, состоявшими под начальством Ильяша
Караимовича, наперерез Остранину. Восемьдесят человек реестровых были
поставлены на карауле близ Кременчуга. Остранин напал на них и истребил большую
часть: двадцать человек ушло. Кременчуг и прилежащие к нему слободы: Пива,
Максимовка, Черная Диброва и др. взбунтовались и пристали к Остранину. Усиливая
свое ополчение, Остранин дошел до Голтвы, при впадении Хорола в Псел, посреди
оврагов, болот и лесов: местность была удобна для защиты. Самый город, окруженный
оградой из частокола, заключал в средине замок, огражденный также кольями; с трех
сторон его защищала, река с утесистыми берегами; пространство от берега до
городской стены было изрезано рытвинами и водомоинами, покрытыми кустарником, и