только единственная дорога вела с моста на Пселе в ворота замка. Эту естественную
защиту козаки дополнили искусственными средствами, насыпав перед городского
оградою вал, пересекающий дорогу, ведущую с моста в ворота. С четвертой стороны,
посреди неровного лесистого местоположения, был протянут также высокий вал,
оберегаемый постоянно воинами; перед этим валом находились старые укрепления;
козаки обратили их в шанцы и поставили на них пушки. В довершение всего, на
высоких крышах городских строений сидели чародеи и чаровницы, которые должны
были смотреть в даль и чародейственными заклинаниями отводить по ветру
неприятельский огонь и выстрелы.
Поляки подступили к Голтве 5-го мая. Пехотинцы тотчас же насыпали вал от реки
до реки и устроили пред ним шанцы. Осмотрев местность, предводитель в тот же день,
перед вечером, приказал поставить мост на Пселе, отрядил два полка немецкой пехоты
и реестровых Козаков, чтоб захватить другой мост на Пселе по дороге, ведущей в
ворота замка. Но козаки сожгли этот мост и отбили реестровых с большим уроном; сам
предводитель последних, Ильяш, воротился раненый.
Сумерки прекратили дело. Ночью Потоцкий приказал поскорее делать мост,
заметив, что Голтва приступнее со стороны Псела. Козаки надеялись на реку и не
заботились здесь об искусственной защите, как на той стороне, которая не была
ограждена рекою. Потоцкий составил план окружить
99
Толтву с двух сторон: за реку послал немецкую пехоту, а остальных решился
повести на штурм прямо на вал. Козаки составили план также с двух сторон
предупредить нападение неприятеля. Остранин обратил одну часть войска в ту сторону,
где были немцы, а другой велел зайти в бок польскому войску, завалить пути
деревьями, колодами, накопать рытвин и, пробравшись ярами, стать в тылу поляков.
«Холопье коварство—как называет эти действия русских польский современный
дневник, — удалось лучше, чем благородные планы дворянъ». Мост еще не был
кончен, а уже рассветало. Из козацких шанцов грянули выстрелы; поляки отвечали им
также из своих пушек. Перестрелка разгоралась, а между тем на другой стороне
сильная толпа Козаков ринулась на немцев. Поляки хотели подать немцам помощь, но
увидели вокруг себя колоды, рытвины, и вдруг на них сзади бросились козаки. Все
польское войско спешило обратиться на этих Козаков, но козаки быстро ушли в яр, а
немцы, оставленные на произвол судьбы, погибли все до единого, «лучше решаясь,—
говорит современник,— пропасть, •чем сдаться». Поляки отступили. Потеря их была
очень велика: кроме двух немецких рот, совершенно истребленных, семь хоругвей
были разбиты; другие также потеряли много воинов. Окольский, описывая это
событие, удивляется, почему, при полной справедливости поляков в этой войне, Бог в
самом начале послал на них такую неудачу. «Я думаю,—.разсуждает он,—что Бог
устроил так для того, что многие из наших панов, живучи далеко от Украины, считали
войны с холопами неважными, называли Козаков панскими овчарами и мясниками и не
признавали славы тех, которые их побеждали; за то Бог нас и наказал; ибо хотя между
козаками нет ни сенаторов, ни князей, ни воевод, и хотя они холопы, однако такие
холопы, которые достойны быть Квинтами-Цинцинатами, если бы права contra plebejos
(против простого народа) не препятствовали имъ».
«Ляхи ушли постыдно,— говорил своим козакам Остранин,— и нам теперь лучше
всего двинуться за ними к Лубнам: там и шляхи есть, и товарищество надойдет, и
живность будет, и сбор людской, и оборона удобнее, чем здесь». Козаки вышли из-под
Голтвы и погнались за Потоцким. 14-го мая поляки остановились у Сулы под Лубнами.
Остранин ожидал успеха и озкивлял своих Козаков надеждою прибытия свежих сил.
Полковник Скидан, отправленный к Чернигову, должен был явиться с новонабранными
дружинами: из степей шел к Остраниву другой отряд под начальством Путивльца;
третий отряд вел к нему Сикирявый; четвертый, из-под Киева, Солома. Толпа русских,
вооруженных чем попало, сбегалась к Остранину из соседних селений. Мезкду тем,
надеясь, что если ему удалось раз справиться с поляками, то удастся и в другой,
Остранин предполагал, что свежие отряды явятся к нему во время битвы, и решился
еще раз отважиться на битву: двинувшись прямо к польскому стану, он стал против