нелсели сколько нужно было; в инструкциях, даваемых послам на сеймиках, не было
требований об улучшениях; шляхта стала бояться всяких перемен и хотела только
сохранять то, что у неё было, главное—ея безмятежный покой. Польский дворянин
хотел жить в своем имении независимым корольком, управлять бесконтрольно своими
хлопами, получать с своего имения как можно более доходов, при посредстве иудея,
которого симетический мозг оказывался способнее шляхетского славянского на всякия
корыстные измышления, а главное, поляку-шляхтичу хотелось проводить жизнь как
можно веселее и беззаботнее. «Все мое сокровище,—говорил он словами поэтов
тогдашнего века,—благодушие, танцы, волокитство; съедутся ко мне гости — смех,
шутки, принесут нам из погреба венгерского, сядем мы у камина, заиграют нам в дуды;
на столе мягкий хлеб, домашняя дичина, свежая рыбка—вот наше утешение, вот венец
наш и плевать мы готовы на королей». Пиры, веселость, роскошь, щедрость — то были
черты всего шляхетского общества, от знатнейшего пана до небогатого шляхтича;
каждый пировал по своим средствам. Богатые паны, один перед другим, щеголяли
пирами и щедростью; вошло в обычай не только поить и кормить, но еще и дарить
гостей. Когда король Владислав с знатными панами приехал в 1644 году к Сапеге,
хозяин обдарил гостей на многие тысячи червонцев; пир шел девять, дней; панский
погреб был открыт для каждого, все могли не только пить, но если бы хотели, даже
купаться въ
*) Szajnocha. Отта lata dz. naszych., 241.
117
вине, и всякому из гостей дозволено было брать все, что ни понравится. Дом
краковского воеводы Любомирского был день и ночь открыт для гостей; пир шел аа
пиром, вся шляхта краковского воеводства испытывала там радушное угощение и
возвращалась оттуда с дарами. В том состояла честь и слава польского пана, когда он
умел устраивать пиры, не жалел денег на угощения и подарки, когда у него в доме было
всем весело; зта слава заменила в Польше славу бранных подвигов, которыми
приобретали поляки уважение в своем отечестве в былые времена. «Польские паны,-—
• замечает современник итальянец 1),—получают годового дохода тысяч но 200 скуди,
но все это проматывается на роскошь дворов их, надворное войско, наряды и
различные излишества. Поляки предпочитают выгоды спокойной жизни тем выгодам,
которые могли принести им войны».
Это отвращение к военным подвигам, это предпочтение спокойных занятий,
мирных трудов бранным тревогам, это стремление к общежитель-' иости, аирам и
веселью, наконец, эта любовь к свободе, может быть, представили бы из Польши
утешительное явление в истории, если бы в этой Польше не было порабощения
простого народа, которое приводило в ужас человеколюбивые сердца даже в таком
веке, когда вообще участь простонародных тружеников нигде не была завидною.
К несчастью, все это стремление шляхетства к спокойной и веселой ЖИЗНИ, а
вместе с тем его свободолюбие тесно были соединены с рабством народа и даже
истекали из последнего условия. Потому-то шляхтич с такою горячкою и предавался
пирам и удовольствиям, что у него были рабы, живые машины, посредством которых
ему легко было доставать средства к жизни, и не нужно было над приобретением этих
средств ломать головы, особенно когда за. шляхтича, как мы заметили, в этом случае
думал иудей. Потому-то шляхтич так дрожал за свои вольности, так боялся дать королю
и закону власть и силу, что у него было сокровище, которое потерять ему было
слишком тяжело; это сокровище'—его деспотический произвол над рабами.
Властвоватьнад громадою невольников, безгласных, бесправных, осужденных наравне
с рабочим скотом от рождения до смерти служить прихотям своих владык, конечно,
искупительно и приятно для эгоистических наклонностей человеческой природы, а
иезуитское воспитание, которое получала вся шляхетская Польша, не допускало в
шляхетском обществе развиться тем высшим стремлениям к правде, которые
производят борьбу с дурными привычками, предразсудками, отупением ума и чувства и
своекорыстным лукавством. Возгласы передовых людей, в роде Старовольского,
становились все реже и реже, потому что им суждено быть гласом вопиющего в
пустыне.
Итак, стремление шляхетства к тихой, спокойной, мирной и веселой жизни не было