Потом я увидел ослепшую девочку. Её белые глаза не успевали высыхать, постоянно наливаясь отчаянными слезами. Она не могла осознать, что мир для неё потух невозвратно, что лица навсегда стали еле очерченными пятнами, и ей больше не удастся вкусить красоту окружавшего её мира, которую она упорно не желала замечать, имея превосходное зрение. Но что-то потеряв, мы только об этом и мечтаем. Потому она молилась и горестно просила Бога о том, чтобы тот позволил ей увидеть и вспомнить лицо матери, на тот момент выглядящее как очередной размытый силуэт.
Дальше я увидел горюющую об утрате семью. Печалиться уже не получалось, и каждый молча существовал, бродил бесцельно и без интереса. Весь мир напоминал о потере, и боль создавала в горле невыносимый ком. Ночи у каждого проходили без сна, иногда удавалось заплакать, хотя по ощущению жизненный запас слёз был уже давно исчерпан. Они не просили у Бога вернуть родного человека. Они желали пробудиться от этого кошмара или хотя бы убедиться в том, что ему хорошо на небе.
А я просил игрушки и хорошие оценки. Я взваливал на Бога свои мелочные ничтожные желания и жаловался, что жизнь моя омрачена спорами с родителями и отсутствием всех тех незначительных вещей, которыми мне хотелось обладать. Я почувствовал себя жадным. Мои проблемы показались мне незначительными и глупыми, и стало стыдно просить Бога о том, чтобы он привнёс что-то в мою жизнь, в жизнь, о которой, вероятно, мечтала внушительная часть человечества.
И я подумал, что произносил имя Бога напрасно.
Вскоре я перестал и молиться.
Глава 4.
– Пап, а расскажи про какую-нибудь болезнь, – в очередной раз прогулка началась именно с этих слов. Мы с братом не без любопытства его слушали, но нам, как всегда, одного заболевания не хватало, и мы возвращались домой осведомлёнными сразу в нескольких страшных болезнях.
Мой податливый ум с интересом впитывал научные телепередачи, мультфильмы и статьи в журнале Гео. Дополнительные занятия по астрономии увлекали меня куда больше, чем нудные параграфы учебника по основам духовно-нравственных религиозных культур. Учителя дополнительных занятий по астрономии, Андрея, мы называли Сэнсэем или Сударем Андреем. Он был молод и заинтересован в преподавании и нравился всем ученикам без исключения. Вычисления массы звёзд чередовались с изучением небесных тел через компьютерную программу, показывавшую расположение космических объектов в реальном времени. Через год или около того занятия прекратились, и Сэнсэй перестал преподавать в нашей школе.
Но меня всё ещё увлекал космос и то неизведанное и неосознаваемое, что находится наверху. В один особенно светлый день, когда солнце мягкими лучами пробиралось сквозь сгустившееся облака, я вспомнил Бога. Очень кстати рядом был отец.
– А как ты думаешь, Бог существует? – я посмотрел на отца. На его лице вырисовывалась озадаченность.
– Я верю в науку. Ни одна религия не может логичнее описать создание мира, причиной которого является Большой взрыв.
– Это тоже как религия. И Взрыв – твой Бог, – в шутку сказал я.
– Интересная гипотеза, – отец усмехнулся. – Это называется атеизмом. Я атеист, следовательно, в существование Бога не верю. А там уже первопричину по-разному называть можно.
Я ненадолго задумался и решил, что и я буду атеистом. Мне понравилась возможность веры в науку, и я не мог её не отделять от религии. Всё чаще я разговаривал с отцом на эту тему, и ему, видно, нравилось, что я перенимаю его взгляды. Теперь я самодовольно восклицал, что только верю в науку, чувствуя себя разумным и трезвомыслящим человеком, чей взгляд не затуманен беспочвенной верой. Крестик я уже не носил.
Отец всячески меня подбадривал и поощрял мои наблюдения. Однажды он включил программу, во время которой журналист, здорово осведомлённый в науке, беседовал со священником. Зрелище это было смешное. На твёрдые аргументы собеседника верующий не высказал ни одной внятной фразы, а на вопрос «если Бог создал каждое существо для какой-то цели, то зачем он создал тараканов?» священнослужитель так и не сумел дать разумного ответа. Мы с отцом дивились рассудительности журналиста, и это была увлекательная битва интеллекта и ведомого книжкой человека. Под конец папа сказал: «Это, конечно, весело, но для веры доказательства не обязательны». Я тогда не вдумался в эту фразу, но она мне, несомненно, запомнилась. Внутри что-то пошатнулось, и я убедился в том, что мои атеистические воззрения не такие прочные, какими доныне мне казались. В голове поселились сомнения.