- Даже я, похоже, лучше него стреляю, - угрюмо колупал трещину на дубинке Горар, - Уровень, это ты про что?
- Да я ж не просил меня в команду брать, - окрысился Андуллин. Гном восхищенно ткнул в него пальцем и заржал как пьяный тролль.
- Да ладно? Ты ж самолично сказал, что уходишь из племени для... Как же ты там завернул? Во – потому как не в силах остаться в лесу когда храбрецы вроде нас идут одолеть вековечные тьмы. И чего-то еще нес.
Повисло неловкое молчание. Все правда, эльф качался изнуряюще медленно. Гном его уже на пять уровней перегнал, пусть даже и попал в коммуну нашу идиотскую первым. Я-то надеялся на нормального дистанционника. А выдворить его из команды мне не позволяла совесть. Жалко его. На лютне в лагере играет. И Фоона его ценит.
- Давайте уже до лагеря. Надо подумать.
- Только выдвинулись, и уже обратно? - после моего разбора полетов, гном вроде удостоверился. Но не полностью. – Ты за голову бы взялся.
Легко сказать. Я еще от всего произошедшего путем в себя не пришел. Луга кругом, там вдалеке горы скалистые. Гребень Малого Змея? Или это Гребень Матери Змей? Да, стою и беседую с персонажами Боггона. Да что там, я сам нынче персонаж. Да кто ж это был-то, елы-палы...
Гном недовольно глядел то на мои фиолетовые носки, то на Моррисона. Я делал умное лицо и лихорадочно пытался понять способ попасть в лагерь.
Эльф, видимо, был рад, что его на время оставили в покое. Помалкивал и шевелил пальцами босых ног. Ему было неуютно. Как он отошел, я поначалу и не заметил. Из бесплодных мысленных конструкций меня вырвал гном. Он обреченно смотрел в ту сторону, где я очнулся.
- Идиот. Какой идиот, – шептал он, закатывая глаза непосредственно в кустистые брови. Я обернулся и увидел нашего эльфа, сосредоточенно нарезавшего круги по траве.
Через несколько минут он радостно заорал, что-то ухватил и помчался к нам. Подбежав поближе, он протянул мне кожаный мешок с лямкой. Мешок был небольшой, размером с городской рюкзак. Я распустил горловину, осторожно заглянул внутрь. С учетом всего происходящего, ожидать можно было чего угодно. Однако в мешке были пара странных фляжек и потертая массивная книга в кожаном переплете. Товарищи мои фляжкам обрадовались, крайне оживились и даже начали вполне довольно похохатывать, пихая друг друга локтями. Фляжки были объемом где-то по двести грамм, навскидку. Одна зеленоватая, вроде как подсвечивается изнутри. Другая темно-красная, тот же странный эффект. Тут все ясно. Мана и хилево. Держа в руке вполне себе осязаемые артефакты долбанной игры, я вдруг покрылся липким потом. А что происходит, когда пора вот срочно такое принять, а? Вот прям тут, и, допустим, мне. А оно ведь происходит, кому как не мне же знать. Только одно дело пялиться в монитор после работы, а совсем другое стоять в чистом поле с уже реальными персами и ощущать небольшой, но все-таки вес прохладных склянок. И где-то тут, неподалеку, вполне возможно, рыщет оборотень с длинными и неприятными когтями. Я погнал ледяные мысли из головы, отдал склянки гному с эльфом и достал книгу.
Большая вензельная «Б» вытеснена на плотной черной коже. Пошарив по корешку, я обнаружил продолговатый кармашек, а в нем тонкую и гладкую деревянную палочку с серебряным наконечником. Листы были из плотного материала, пергамента, что ли. На первой странице, ограниченной теми же ветвистыми полями, каллиграфическим почерком было выведено следующее:
Дорогой Арсений Вениаминов! Как я и обещал, ты наблюдаешь изнанку мира, о котором мы не столь давно горячо диспутировали. И да, ты правильно понял, это и есть тот самый Боггон. В конце концов, не бывает явлений без собственного ядра. Миры создаются условностями, и только условностями. Зачастую, эти условности крайне малы. Ты никогда не задумывался о той простой вещи, что если долго всматриваться в глубину, то глубина не менее пристально будет всматриваться в тебя? А тонкая поверхность и бесконечности, простирающиеся от нее – кто определяет, которая из них настоящая, а какая лишь вымысел, тщетная попытка спастись от ужасающей бесцельности существования? И кто мы, где мы... Искреннее мое сожаление вызывает тот факт, что ты, читая данное письмо, сотрясаешься от гнева и негодования. Возможно, даже поносишь меня низкими словами. Я смиренно принимаю, это твое право. Но ты выразил четкое желание ощутить всем существом своим живое дыхание Боггона, и я не в силах отказать. Странствуй. Люби. Сражайся. И помни – добро не зависит ни от места, ни от времени. Не думай о возвращении, всему свой срок и место.