Я попытался подойти к миссис Хиггинс перед службой, но она смотрела сквозь меня. Взгляд у нее был пустым и зафиксированным. Мать Дэнни сидела в первом ряду, по обе сторонам устроились богатые, судя по виду, женщины в черных платьях. Их длинные ноги были обуты в черные туфли, которые идеально подходили к сумочкам. Арт с Хауи стояли рядом с несколькими высокими мужчинами в другой части помещения. Все они были в костюмах, которые выглядели одинаковыми.
Я чувствовал себя бедняком в костюме, который купил вчера днем в секонд-хэнде, несмотря на заверения владельца о том, что он «более высокого качества, чем одежда в современном стиле». По словам владельца магазина, костюм сдала семья Уинслоу, имеющая одну из старейших и самых престижных родословных в Фэрвиче.
К счастью, меня нашел доктор Кейд. Он поймал мой взгляд из другой части помещения и извинился перед окружавшими его внимательными слушателями. Профессор двинулся по проходу в центре, а потом свернул за задний ряд. Его седые волосы были зачесаны назад, руки сцеплены впереди, голубые глаза горели.
— Я вижу, что вы один, как всегда, — он по-доброму коснулся моей руки. — Сегодня не тот день, когда следует оставаться в одиночестве. Давайте я представлю вас семье Дэна. Вы уже познакомились с кем-то из его тетушек? Их трое, они тройняшки. — Он улыбнулся. — Все — восхитительные женщины. Они отправили меня сюда за вами. Как я понимаю, Дэн часто рассказывал им о вас.
— Не могу, — сказал я, опасаясь, что расплачусь. — Нехорошо себя чувствую.
Профессор кивнул.
— И вы, и Артур. У него температура.
Я бросил взгляд в другой конец помещения на Арта. Тот, нахмурившись, стоял рядом с Хауи около одного из передних рядов, все еще среди высоких людей в одинаковых костюмах. Художник жестикулировал и качался на каблуках. Я задумался, знает ли кто-то из них, насколько он пьян.
— Красивая церковь, — сказал доктор Кейд, задрав голову. — Все очень сдержанно и очень красноречиво.
Мы стояли в среднем храме, справа находился трансепт. Священник, седовласый, царственный, облаченный в рясу цвета слоновой кости с зеленой епитрахилью, беседовал с миссис Хиггинс, пока заходили новые люди. Все разговаривав тихо, приглушенными голосами и шепотом. Пока двери не успевали закрыться, на короткое время внутрь залетал звук машин.
— Я впервые в церкви, — признался я.
Доктор приподнял брови.
— Правда? — спросил он почти довольным тоном. Кейд гордился своей нерелигиозностью и рассматривал церковь с уважением и большим любопытством стойкого язычника-интеллектуала. — Ты не еврей? — спросил он меня с блеском в глазах, словно, если бы я ответил утвердительно, профессор оказался бы в обществе очень необычного и интересного экземпляра.
— Нет, — ответил я. — Вообще-то, не знаю, кто я.
— Значит, вы мудрее остальных. Посмотрите, — он протянул руку и взял молитвенник из-за скамьи со спинкой. — Если у вас будет время, я посоветовал бы вам это пролистать. Вы найдете в одном отрывке, точное место которого я не помню, забавную типографскую ошибку. Изначальная фраза, исправленная после Толедским собором, звучала: «Верую в святую Католическую и Апостольскую Церковь». Но в этом издании вы найдете, что предлог «в» пропущен, как и слово «святая». Вместо изначальной фразы в переводе получилось: «Верю Католической и Апостольской Церкви». Меня всегда удивляло, что эту ошибку не исправили, хотя если вспомнить, с какой скоростью Церковь признавала и исправляла прошлые ошибки, другого ожидать не приходится.
Он вручил мне книгу.
Я сидел в четвертом ряду, в конце, недалеко от Хауи. Арт расположился с другой стороны прохода. Четверо шумных детей справа от него, одетых в маленькие костюмчики, все время соскальзывали со скамеек, толкали и пинали друг друга. Они смеялись и топали ногами, несмотря на повторные попытки усталых матерей заставить их замолчать. И только после того, как пожилой мужчина повернулся, гневно посмотрел и цыкнул на них, дети, наконец, прекратили шевелиться. Создалось впечатление, будто они превратились в камни, оцепенев после взгляда медузы-горгоны мужского пола.