— Да ну? — вырвалось у Дана ехидное. Он не успел прикусить язык.
— Ну да, — наивно подтвердил Дамон.
Он откашлялся и провозгласил:
— Итак, за ослушание и нарушение дисциплины вы будете наказаны.
У Дана упало сердце.
— …Ты, Дан Данис Кременев, отныне служишь Эмиссаром под моим началом. Завтра же начинаешь тренировки. А через две недели вы все отправитесь в рамках миссии на Землю, где победил культ Смарана. — Шен Дамон демонстративно поежился и сообщил: — Ох, и не завидую я вам!
— А когда мы начнем искать мандалу к моему миру? — дерзко спросил Дан.
— Когда придет время.
Дан сдержал сильнейший позыв обматерить Шен Дамона. Это будет черная неблагодарность: наказание Шен Дамона — это самое лучшее, что с нынешних условиях могло бы случиться с Даном.
— А кто решает, когда придет время? — как можно мягче поинтересовался он. — Кто говорит за твое Дао, Шен?
Тот повертел головой, как бы ища кого-то. Развел руками.
— Наверное, я.
Так. Все-таки этот тип издевается…
— Страдания и смерть моих родных и знакомых на твоей совести! — выкрикнул Дан.
Дамон вздохнул, перестав кривляться, сморщил лоб. А он старше, чем кажется, подумалось Дану.
— Мне нравится твоя злость. Твой гнев и упорство. Главное, чтобы под ними ты не потерял самого себя. Идите спать.
Уж чего-чего, а спать Дану хотелось меньше всего. Ему хотелось прыгать, скакать, танцевать, драться, спорить с Дамоном, искать Камень-град — все, что угодно, но не спать.
Однако Киран и Ракеш потянули его за собой. Кажется, они все сравнительно дешево отделались. Ирис без колебаний растворилась в темноте прохода внизу, а Дан, на миг отвлекшись, обнаружил, что Шен Дамон исчез.
…Дан поднялся по лестнице на третий этаж, восхищаясь каждым движением своих ног, прошел по тройным слабо светящимся линиям и очутился в темной комнате, в которой прожил столько дней. Впервые он вошел в нее сам. Несколько долгих минут он стоял в центре — ничего не делая, ни о чем не думая, ни к чему не присматриваясь. Просто наслаждался мгновением. Потом, словно проснувшись, вышел на террасу. Со светом фонарей начал соперничать слабый свет зари, но до восхода оставалась еще пара часов.
Вернувшись в комнату, Дан разделся догола и осмотрел себя в зеркале, что стояло в углу и ни разу до этого момента не привлекло его внимания. Раньше он не хотел себя видеть, но сейчас пробудился интерес.
Зеркало было выше обычного человеческого роста, в бронзовой на вид рамке с причудливыми узорами. Рядом стоял торшер, изливающий мягкий золотистый свет. В углах были еще светильники, но Дан включил только торшер возле зеркала, нажав на мягкую кнопку на штативе.
Ноги от долгой невостребованности атрофировались, похудели, мышцы уподобились дряблым тряпочкам. Но и туловище похудело, живот втянулся, ребра, наоборот, выпирали. Дан и прежде не страдал излишним весом и мускулатурой, а сейчас и вовсе являл собой жалкое зрелище. Лишь на руках остались кое-какие мускулы.
Зато у меня есть Поток, утешил себя Дан, и я — Эмиссар. Он будет старательно тренироваться, пока не станет как Ракеш с его апполоновым телосложением и магией. Но внешняя красота — не цель, а средство. Раз уж он восстановился после, по всем признаками, неизлечимой хвори, значит, и Камень-град можно восстановить — вместе со всеми жителями.
Он повернулся спиной к зеркалу и пригляделся к парасаттве, сросшейся с его организмом. Она ничем не давала о себе знать — Дан чувствовал прикосновения к пояснице так же отчетливо, как и до слияния с симбионтом. На коже выделялся более темный участок в виде полосы вдоль позвоночника, от него в стороны торчали извитые тонкие щупальца. Будто Дану татуху в виде кракена набили — с той лишь разницей, что в “татухе” поблескивали фосфоресцирующие глазки…
Зрелище довольно пугающее, но Дан полностью был готов смириться с такой мелочью.
Он вымылся в ванной, наслаждаясь теплыми струями воды и мыльной пеной. Действия, которые прежде были мучительным подвигом, давались легко и просто. Как мало ценит человек свое здоровье!
Вытершись полотенцем, он повалился на кровать, думая, что не уснет до рассвета, но вырубился практически сразу. Слишком его измотала прогулка по чужой Земле.
Утром его разбудил молодой Служитель, обычно приносивший еду и не произносящий при этом ни слова. Дан считал его немым. Вероятно также, что ему строго-настрого запретили общаться с гостем. Так и оказалось, потому что сегодня он впервые заговорил.
Мягким голосом, больше похожим на женский, известил: