А потом светильники снова вспыхнули, хоть и не все — некоторые были разбиты вдребезги после недавних магических танцев.
В центре зала высилась новая фигура, трехметровая, внушающая подсознательный страх. Лицо — точнее, рожа — у этого существа напоминало золотую маску с дико вытаращенными красными глазами, в центре лба сверкал третий глаз — живой, вращающийся, влажно поблескивающий. В толстогубом широченном рту торчали, не помещаясь, загнутые белые клыки. Нос широкий, как у гориллы, ноздри вывернутые, уши растянутые, свисающие до плеч, с серьгами в виде свернувшихся серебряных змей. Голову “украшал” зловещий венец из отрубленных человеческих рук и черепов — что-то подсказывало Дану, что они настоящие. На макушке, выпирая над венцом, торчала еще одна голова, слишком большая для человека, с карикатурно искаженными чертами, сине-серая, с закрытыми глазами, мертвая.
Тело чудовища покрывали шипастые бронзовые на вид доспехи, руки были длинные, чуть ли не до колен, а ноги, напротив, короткие и толстые, как стволы вековечных деревьев.
Чудовище выглядело настолько абсурдно, что Дан просто не мог поверить глазам, хотя и лицезрел его прямо сейчас.
Оно огляделось, вращая по-разному тремя глазами, легонько притопнуло ножищей по груде пепла на том месте, где мгновение назад стоял Ракеш, и низким басом, от которого задрожали полки со свитками, проревело:
— Так это Антарапур? Замечательно! Прекрасно!
Оно разинуло пасть, и из него выскользнул длиннющий пятнистый, как поганка, язык.
— Лучше тебе уйти, Смаран, — добродушно произнес Дамон. — Тебе тут не место. И не рады.
“Это и есть Смаран? — поразился Дан. — Бог?”
Смаран перевел два глаза на махасиддха, а третий — тот, что во лбу — не отрывался от Дана.
— И это говоришь мне ты, человек, познавший непостоянство и пустотность? Сегодня не место, а завтра будет в самый раз!
— Вот и придешь завтра.
Смаран притопнул, отчего содрогнулось подземелье и с куполообразного потолка посыпалась пыль, загрохотал:
— А я хочу сейчас!
Он протянул обезьяньи руки к Дамону, попытался ухватить, но махасиддх вывернулся, кувыркнувшись назад через голову. Смаран встал на четвереньки, пополз к Дамону, покряхтывая, хихикая и высунув пятнистый язык чуть ли не до пола. Дамон, отступая, уперся спиной в стену.
— Эй! — крикнул Дан. И швырнул камень, попавшийся под руку, влив в него Поток.
Камень врезался в бок Смарана, защищенный доспехами, и рассыпался в песок, не нанеся видимого ущерба. Смаран зашипел и наклонил огромную башку, словно вознамерился пободаться. Мертвая голова на макушке внезапно ожила, захлопала мутными желтыми глазками, зашлепала безгубым ртом, оторванные руки и черепа в виде венца тоже задвигались. Мертвая голова, которая оказалась не совсем мертвой, упала на пол, следом выпали руки и черепа. Все это месиво поднялось, различные части притягивались, прилипали друг к другу, и вот возле стоящего на четвереньках Смарана уже торчало небольшое существо, отдаленно напоминающее осьминога — только вместо щупалец у него были человеческие руки, а вместо обычного осьминожьего тулова — распухшая башка в окружении черепов, щелкающих челюстями.
Картина была немного забавной и оттого еще более ужасающей.
Костяной осьминог, быстро перебирая руками, с дробным топотом поспешил к Дану, а сам Смаран накинулся на Шен Дамона. Дальше Дану было некогда наблюдать за махасиддхом, он сцепился с костяным уродцем, который, помимо всего прочего, еще и источал отвратительный запах протухшего мяса. Отрубленные руки “осьминога” вцепились в одежду Дана, холодные и твердые пальцы сдавили горло, залезли в рот и попытались выдавить глаза. Дан изо всех сил отодвигался, отплевываясь, но дальше была стена, он бил манипуляторами, но многорукая тварь от ударов лишь удовлетворенно покряхтывала. На это кряхтенье накладывалось утробно-рокочущее хихиканье Смарана, он подползал к Дамону, загоняя его в угол.
— Ты ловок, — прогундосила мертвая голова Дану, причем изо рта у нее полилась зеленоватая жижа, — но ты всего лишь смертный человек…
На этот отвратительный гнусавый, хриплый, жирный голос накладывалось утробное гудение, а Дан не сразу догадался, что те же самые слова проговаривает сам Смаран — в адрес Дамона. Костяная фигура была всего лишь марионеткой, повторяющей слова злого бога.
— Ты тоже смертный! — сказал Дамон.