Отчасти я все еще не верю в это, все еще ошеломлена ее предательством. И собственным унижением. Жозефина и Николина вступили в союз с моей матерью. И хотя они мне не нравились, я никогда не думала, что они способны на такое зло. Они пожертвовали членами своего ковена ради… чего? Ради возвращения в Шато?
«Да», – шепчет Этьен.
Он знает, потому что видел все глазами Николины даже после того, как настоящий Этьен погиб. Он видел, как его собственное искалеченное тело подвесили на шесте у моей палатки. Он беспомощно смотрел, как Моргана похитила Габриэль, чтобы обречь на ту же участь, смотрел, как моя мать мучила его сестренку, как Габи наконец сбежала с Маскарада Черепов…
Только…
Я хмурюсь. В его памяти заметные пробелы. Местами малые, а где-то и побольше. Скажем, мое участие в Маскараде Черепов. Цвет волос Габриэль. Однако пока я размышляю над этим, все пробелы заполняются. Мои воспоминания дополняют его, и наконец история почти завершена.
Несмотря на то что Этьен был, в общем-то, мертв, он видел все, словно сам находился там.
«Как? – настороженно спрашиваю я. – Этьен, ты же… умер. Почему ты не ушел в мир иной?»
«Когда Николина овладела мною, я присоединился к ее сознанию и… похоже, так и не покинул его».
«Черт возьми. – Ошеломление перерастает в ужас. – Николина овладела всеми вами?»
Я чувствую, как они снова просеивают воспоминания, собирая воедино наши знания о Николине, Ля-Вуазен и магии крови. Тьма, кажется, вибрирует от волнения, когда они обдумывают такое невероятное и немыслимое заключение. И все же… как часто Николина говорила о мышках? Габриэль упоминала, что Николина с Ля-Вуазен едят сердца, чтобы не стареть. Другие шептались о куда более темных искусствах. Понимание приходит как к ним, так и ко мне.
Каким-то образом Николина заперла их души вместе с собой в этой тьме.
«И твою тоже, – фыркает главный голос. – Ты теперь одна из нас».
«Нет. – Слова звучат так правдиво, что тьма надвигается ближе. На долю секунды я теряю дар речи. – Нет. Я все еще жива. Я в церкви, и Рид…»
«А кто говорит, что мы все мертвы? – спрашивает озорной голос. – Может, кто-то из нас все еще жив. Возможно, наши души просто раздроблены. Часть здесь, часть там. Часть везде. Твоя тоже скоро разлетится на части».
Когда тьма снова сгущается, потяжелев, придавив меня своей мощью, остальные чувствуют мою нарастающую истерику. Их голоса звучат уже не так дружелюбно, не так чопорно, не так озорно.
«Прости, Луиза ле Блан. Уже слишком поздно. Для тебя. И для всех нас».
«НЕТ!» – Я изо всех сил борюсь с темнотой, повторяя слово вновь и вновь, как талисман. Я ищу золотой узор. Что угодно. Но вижу лишь тьму. Нет, нет, нет, нет…
В ответ раздается лишь леденящий душу смех Николины.
Маяк
Первые лучи солнца озарили лицо отца Ашиля, стоявшего в дверях церкви. Он подождал, пока я разбужу остальных. Спали мы все плохо. Глаза Селии припухли, и она отчаянно пыталась придать румянец щекам. Коко зевнула, а Бо застонал и хрустнул шеей. У меня у самого болела шея, хотя Лу и пыталась ее размять. С извиняющейся улыбкой я стряхнул ее руку и указал на двери.
– Жители деревни еще час-другой будут спать, – сказал отец Ашиль, вручая нам по яблоку, когда мы проходили мимо. – Не забудьте, что я вам сказал. Главное, чтобы они вас не увидели. У шассеров недалеко отсюда застава. Вряд ли вы хотите, чтобы за вами пошли… куда бы вы сейчас ни направлялись.
– Спасибо, отец Ашиль. – Я положил яблоко в карман. Они было неказистое и незрелое. Но все же священник был обязан нам куда меньшим. И куда меньшим с нами поделились бы другие. – За все.
Он пристально посмотрел на меня.
– Не за что.
Когда я кивнул, собираясь выйти с остальными во двор, он схватил меня за руку.
– Береги себя. Кошмары считаются предвестниками злого рока.
Я недоверчиво вскинул бровь, и отец Ашиль неохотно добавил:
– Они всегда появляются незадолго до какого-нибудь страшного несчастья.
– Да какое страшное несчастье от толпы?
– Не стоит недооценивать мощь толпы. – Бо небрежно приобнял Коко за плечи, пока они ждали меня у дерева. Туман цеплялся за края их капюшонов. – Толпа способна на ужасные злодеяния. Своими глазами видел.
Отец Ашиль выпустил мою руку и отступил назад.
– Я тоже видел. Береги себя.