«Я не мертва».
«Скоро, – обещаем мы. – Очень скоро твоя мать поглотит твое тело, а мы поглотим остальных, словно мышь, попавшую в мышеловку».
«Можно сказать, что теперь и ты мышка, Николина».
«Да?»
Мои мышки прижимаются ближе, как всегда любопытные, и мы улыбаемся, когда охотник бросает на нас хмурый взгляд через плечо.
– Тебя что-то развеселило? – резко спрашивает он.
Мы улыбаемся шире, но ничего не отвечаем. Он не выносит нашего молчания. Оно удручает его. Он резко выдыхает через нос, тихо пророча нам боль. Мы с радостью примем ее и насладимся ею.
Мышка продолжает, не слыша его слов. Мы смеемся, ведь и он не слышит ее.
«Я не шучу, – твердо продолжает она. – Ведь никто не должен был узнать о предательстве Ля-Вуазен и о тебе. Но на маяке ты сплоховала, и Моргана этого не забудет. Я знаю свою мать. Ты обманула ее доверие. Она убьет тебя при первой же возможности… прихлопнет, как мышь в мышеловке».
Мы усмехаемся, но улыбка исчезает.
«Хозяйка защитит нас».
«Твоя хозяйка пожертвует тобой ради общего блага. Точно так же, как моя мать пожертвует мной».
Словно чувствуя что-то внутри нас – но ведь она не чувствует ничего, – мышка нагло вторгается в наше сознание. Мы чувствуем каждый ее пинок, каждый удар локтем, хотя у нее нет ни рук, ни ног. Неважно. Она не тронет нас и вскоре растворится в других. Скоро она станет нашей.
«Ты выбрала не ту сторону, Николина. Ты проиграла. Рид и Коко ни за что в жизни не поведут нас к Шато».
Мои мышки шипят и неуверенно перешептываются.
«Она ничего не знает, – напеваю я им. – Тише, мышата».
– Мертвецы не должны вспоминать о былом, страшитесь того, что им снится. Ведь памяти давней о сердце живом…
Охотник злобно дергает нас вперед, и мы спотыкаемся. С ели неподалеку вспархивает ворона.
У нее три глаза.
«Ты знаешь, что грядет, Николина. Еще не поздно остановиться. Ты все еще можешь покинуть мое тело и объединиться с нами прежде, чем Моргана и Жозефина предадут тебя. А они предадут. Это лишь вопрос времени. Я, Рид, Коко и Бо – мы сможем защитить тебя…»
Горечь пульсирует в нас. Обещания, обещания, лишь пустые обещания. Они черны и едки на вкус, и мы задушим ее ими. Мы запихнем ей в горло столько глаз, что она дышать не сможет. Ее сознание не шевелится под нашим натиском. Мы давим сильнее. Мы сдерживаем, сжимаем и сдавливаем, пока она наконец не отступает, превращаясь в маленькое, бесполезное пятнышко. Язва в нашей норе.
«Думаешь, ты умна, – шипим мы. – Но мы умнее. О да. Мы убьем их всех, всю твою драгоценную семью, а потом ты их всех забудешь».
«НЕТ…»
Ее страх не важен. Он пуст, как и ее обещания. Она уже мертва.
И скоро ее друзья разделят эту участь.
Воронья туча
Николина резко остановилась. Ее лицо исказилось и задергалось, а рот скривился. Она снова и снова бормотала нечто похожее на слово «мерзость».
– Что там мерзкого? – подозрительно спросил я, потянув ее вперед.
Она отстала на шаг, неотрывно глядя на дерево в чаще леса. На ель.
– Что ты там высматриваешь?
– Не обращай на нее внимания. – Коко бросила на нас взгляд через плечо и поплотнее укуталась в плащ. Вдоль побережья ветер дул куда сильнее и холоднее, чем в Ля-Форе-де-Ю. – Чем быстрее доберемся до деревни, тем скорее найдем черные жемчужины для Ле-Кёр-Бризе[4].
– Жемчуг, – усмехнулся Бо и пнул камешек в море. – Какая нелепая плата.
– Ле-Кёр стережет Лё-Меланколик. – Коко пожала плечами. – Воды опасны и могущественны. Никто не подойдет к берегу без платы.
Когда я дернул Николину еще на пару шагов вперед, Селия, шедшая рядом с Тьерри, сморщила носик.
– А ты уверена, что мы найдем эти… черные жемчужины в деревне?
– Возможно, не в этой, так в другой.
Коко прошла назад, чтобы подтолкнуть Николину. Та, казалось, приросла к месту. Она все еще смотрела на ель, задумчиво наклонив голову. Я присмотрелся повнимательнее, и волосы на шее у меня встали дыбом. На дереве сидела одинокая ворона.
– По пути к Лё-Меланколик нам попадется несколько рыбацких деревушек.
Хуже того, белый пес снова замаячил неподалеку, тихо и зловеще глядя на нас. Испуганно выругавшись, Бо швырнул в пса камень, и тот исчез в облаке белого дыма.
– Но ведь черный жемчуг довольно редок, так? – осторожно спросила Селия.
«Да». – Тьерри тоже заметил ворону и нахмурился.
Он не сказал нам, что намерен был делать дальше. Скорее всего, Тьерри собирался держаться нас, пока мы идем на север к Лё-Меланколик и Шато ле Блан. Из его воспоминаний было ясно, что Моргана пытала его и Тулуза, но Тьерри был с нами, а Тулуз – нет.