Выдержать это соотношение, не поступаясь художественными сторонами повествования, но не умаляя и исторической истины, в книге о Пергамском алтаре было не так-то легко и просто. Особенно если иметь в виду первую ее часть — «Создатели — Атталиды», повествующую о Пергамском царстве и его соседях, историческая жизнь которых относится к так называемому эллинистическому периоду античной истории. Это было время почти беспрерывных бурных и острых столкновений между государствами, образовавшимися на развалинах империи Александра Македонского, время нарастающих и внешних и внутренних противоречий, обусловленных в конечном счете историческими особенностями рабовладельческого строя. Соотношение между борющимися силами и международная обстановка постоянно изменялись. Каждое из эллинистических государств претендовало если не на власть над всем тогдашним цивилизованным миром, то по меньшей мере — над своими соседями. Сравнительно небольшое Пергамское царство, конечно, не могло играть в этих столкновениях ведущей роли, хотя временами оно и оказывалось в центре происходивших тогда военных и политических событий.
В конечном счете история Пергама времени Атталидов известна нам лишь в самых общих чертах и полна пробелов, так что сведения об отдельных событиях приходится собирать буквально по крупицам из разных источников, при этом не во всех случаях достаточно надежных. Пергамский алтарь, к сожалению, не представляет собой счастливого исключения. Мы не знаем даже года, когда он был воздвигнут, как и числа лет, затраченных на его строительство. Эти данные устанавливаются лишь весьма предположительно, исходя из того, что в 181 году до н. э. в Пергаме при Эвмене II были проведены первые Никефории. Нельзя, однако, поручиться, что к этому времени алтарь уже полностью был закончен.
Не знаем мы, и при каких конкретных исторических обстоятельствах и по чьей инициативе было решено соорудить этот памятник: то ли Эвмен II задумал воздвигнуть алтарь, то ли эта мысль возникла еще у его предшественников и Эвмен только завершил начатое до него дело. Не знаем мы, и кто — какие архитекторы и скульпторы — непосредственно участвовали в создании алтаря.
Хотя алтарь создавался руками и талантом не одного, а многих скульпторов, в нем безусловно нашел воплощение единый художественный замысел. Для того чтобы раскрыть этот замысел и правильно его понять, нужно ясно представить себе творческую жизнь современной Пергамскому алтарю эпохи в целом. Однако и тут возникают немалые трудности. Эллинистическое искусство занимает особое место в истории мирового искусства: оно не порвало живых связей с предшествующим классическим периодом, но в то же время в нем в большей или меньшей мере проступают черты синкретизма в сочетании со стремлением ответить на новые запросы. В поисках объяснения всех этих особенностей творческой жизни эллинистического времени, сказавшихся и на Пергамском алтаре, снова и снова приходится обращаться к тому, что может быть названо своеобразием эллинизма, как особого периода античной истории. Не следует, между тем, упускать из виду, что в дошедшей до нашего времени античной традиции этот период отражен менее полно и ясно, чем предшествующий ему классический.
Как выходит из всех этих многочисленных затруднений автор «Богов и гигантов»? Стремясь к воссозданию эпохи, непосредственно предшествующей и современной Пергамскому алтарю, он, конечно, не может не воспользоваться своим правом восполнять недостающие сведения путем творческого воображения. Нельзя, однако, не отдать должного его такту, раскрывающему в нем не только автора исторического романа, но и ученого. Иногда даже в ущерб художественным сторонам повествования воссоздаваемая Г. А. Штолем историческая обстановка, бытовые подробности, события, образы деятелей никогда не вступают в противоречие с фактами, устанавливаемыми на основании источников или утвердившимися в науке и в достаточной мере обоснованными представлениями и предположениями. Достигается это умелой выборкой из очень обширной литературы вопроса именно таких трудов и исследований, за которыми утвердилась репутация надежности и авторы которых заслуженно пользуются наибольшим научным авторитетом.
Кропотливому труду этих ученых автор «Богов и гигантов» в первую очередь обязан тем, что из разбросанных по ряду источников отрывочных сведений об относительно непродолжительном периоде самостоятельного существования Пергамского царства ему удалось составить цельное впечатление об историческом лице этого государства и особенностях его культурной жизни. Если Пергамский алтарь воспринимается нашим временем как своего рода кульминационный пункт в развитии всего эллинистического искусства, то весьма важным было показать и объяснить, почему именно Пергам в большей мере, чем все другие эллинистические государства, оказался наследником духовных и художественных ценностей непреходящего значения, созданных в период наивысшего расцвета эллинистической культуры.
Эта задача удачно разрешена в первом разделе книги и — что следует подчеркнуть — разрешена без всяких натяжек, в полном соответствии с теми фактическими данными, какими располагает современная наука. Тем самым находят себе оправдание и выведенные автором живые и яркие образы Атталидов. Если они и несколько идеализированы, то во всяком случае в пределах дозволенного. Нельзя не признать вполне обоснованной и мысль автора о Пергамском алтаре как детище всех Атталидов. Да, строительство его было завершено в правление Эвмена II. Но разве могли бы появиться на свет монументальные художественные произведения такой значимости, если бы для них не была подготовлена соответствующая почва усилиями не одного, а нескольких поколений? Памятники такого рода не возникают изолированно, вне связи с другими проявлениями той же культуры и в области искусства и архитектуры, и в других сферах общественной жизни. В книге Г. А. Штоля, отводящей должное место и Пергамской библиотеке и тому, что может быть названо историей пергамского архитектурного ансамбля, это хорошо показано. Кстати сказать, сложившиеся у нас представления об этом ансамбле — тоже плод упорного труда нескольких поколений археологов, успешно использовавших ретроспективные приемы исследования.
С главными трудностями автору книги, однако, пришлось столкнуться лишь тогда, когда он дошел до описания самой работы над памятником. Отдельные части огромной композиции Пергамского алтаря, как известно, обладают не одинаковой силой воздействия. Одни из них оставляют более сильное впечатление, при взгляде на другие нельзя не испытать чувства некоторого разочарования. Факты эти общеизвестны. Они служат основанием для вывода о различной одаренности тех, кто работал над созданием памятника. В то же время не приходится сомневаться в том, что работа над памятником возглавлялась неизвестным нам по имени, но безусловно каким-то одним большим мастером, сумевшим обеспечить композиционное и стилистическое его единство.
Для того чтобы составить представление о характере работы автора над этой частью книги, достаточно сравнить соответствующие ее страницы с любым из многочисленных описаний Пергамского алтаря. В этих описаниях те или иные его особенности обычно только констатируются, здесь они и объясняются. Объяснения эти живые и образные. Познакомившись с ними, невольно начинаешь замечать и понимать немало такого, что раньше не бросалось в глаза, проходило мимо. Форма воображаемых диалогов, в которых даются эти объяснения, в данном случае полностью себя оправдала. При этом нельзя не обратить внимания на тот факт, что имена участников этих диалогов не придуманы, а заимствованы из надписей на камнях алтаря, за исключением одного имени — имени Эпигона. Тут автор, как он сам говорит в «Послесловии», «позволил себе некоторую художественную вольность», изобразив Эпигона душой и руководи гелем всей работы. Но и эта «вольность» небеспочвенна. Более чем вероятно, что Эпигон — основатель и глава пергамской художественной школы — возглавил такое, требующее огромных и материальных и духовных затрат, дело, как возведение большого алтаря, призванного прославить на весь тогдашний цивилизованный мир Пергамское царство и его архитекторов, скульпторов и художников.