— Мастер, — шепчет Эвтрезий Пиромаху, — алтарь прекрасен, неописуем, неповторим. Однако не обращен ли он лишь к немногим людям? А где же то эллинство, которое он должен олицетворять? В библиотеках? И где те люди, которые смогут его до конца понять? Тоже в библиотеках, или они принадлежат к космополитической элите? А где та вера в божественную мощь, которую он воскрешает? В прошлом?
— Ты прав, мой мальчик, как это ни грустно. Это действительно не алтарь в собственном смысле слова. Это памятник, непостижимо великий и прекрасный памятник. Но теперь замолкнем — церемония начинается.
Люди теснятся друг к другу. Те, кому удалось, пробились во двор между западной стеной и большой лестницей.
Жрица богини очень медленно — не из-за возраста, а в соответствии с торжественностью происходящего — поднимается по двадцати восьми ступеням. Царь и греческие послы следуют за ней. По обеим сторонам шагают флейтисты и глашатаи. Когда все собрались на верхнем дворе, храмовые прислужники погнали жертвенных животных вверх по лестнице.
Снова звучат гимны, а потом начинаются жертвоприношения, и над алтарем поднимается густой, темный дым. Алтарь Пергама освящен и вручен богам.
Под вечер Аттал — брат царя и будущий царь, — Пиромах, некоторые другие приглашенные и мастера вернулись к алтарю. Эвтрезий тоже среди них. Он полон радости и гордости. Ведь сам Пиромах предложил ему остаться у него учеником и помощником, а Аттал пригласил скульптора работать в будущем для Пергама. Теперь Эвтрезий видит все детали алтаря, каждую в отдельности, замечает небольшие недоделки, остатки неснятого камня на той или другой плите, различия в работе отдельных мастеров. Но все мелкие недочеты — и это для понимающих людей совершенно ясно — бледнеют перед великим и единственным сооружением подобного рода, перед новым Парфеноном своего времени.
Затем мужчины проходят в верхний двор, порталы которого опоясаны фризом с изображением Телефа, родственным большому фризу и все же решенным совершенно иначе. Здесь ни одна фигура не имеет самостоятельного значения, они все составляют единый рельеф, покрывающий стены. Здесь нет групп, а есть эпизоды, и все в целом выглядит, как перенесенная на камень живопись. Тут есть даже ландшафт, который полностью отсутствует в большом фризе. Поднимаются горы, растут деревья, возвышаются дома, летают птицы, плывут по морю корабли. Но каждая такая картина в камне ограничена строго очерченным пространством, отведенным ей художником, она не стремится, как фигуры на большом фризе, вырваться за пределы стены, во двор и на лестницу.
Западная сторона малого фриза посвящена истории Телефа. Дельфийский оракул предсказывал царю Алею из Тегеи, что его сыновья погибнут от руки того, кто будет рожден его дочерью Авгой. Все попытки царя избежать предсказания оракула ни к чему не привели. Он делает дочку жрицей, чтобы обречь ее на бездетность. Однако странствующий Геракл пленил ее сердце, и Авга разрешается Телефом. В страхе перед возмездием она выбрасывает ребенка. Но Авге не удается избежать наказания: в утлой лодчонке ее оставляют в открытом море. Между тем Геракл находит своего вскормленного оленихой сына и воспитывает его. Телеф вырастает и, не зная братьев своей пропавшей матери, убивает их. Царь Алей рассказывает Телефу его историю. Чтобы искупить свою вину, Телеф направляется вместе со своим другом Парфением в Малую Азию. Там его дружески встречает царь Тевтрант, обещает ему свою дочь и царство, если он освободит страну от опустошающего ее Идаса. Телеф убивает Идаса, но когда он затем выражает желание жениться на царской дочери, из-под земли поднимается ужасный дракон и предупреждает героя, что дочь царя — это мать Телефа Авга. Ее выбросило на берег Мисии, где Авгу нашел Тевтрант и воспитал как своего ребенка. Тогда Телеф вступает в брак с амазонкой Гирой и становится царем Мисии. Перед троянским походом греки, чтобы разведать путь к Трое, вторглись в Мисию. Гира была убита, а Телеф ранен Ахиллом. Рана его была неизлечимой. Однако оракул предсказывает Телефу, что тот, кто нанес ему эту рану, может ее и вылечить. Телеф отправляется в Грецию, но Ахилл отказывается ему помочь. Тогда Телеф, чтобы сломить упорство Ахилла, похищает сына Агамемнона Ореста и бежит с ним к алтарю, грозя бросить ребенка в жертвенник, если Агамемнон откажется ему помочь. Агамемнон посылает за Ахиллом. Но тот не знает, как лечить рану Телефа. Однако Одиссей говорит, что Ахилл исцелит рану железом с копья, которым она нанесена. Соскобленная с копья ржавчина затягивает рану. Благодарный Телеф показывает грекам дорогу в Трою и возвращается в свою страну, где и основывает Пергам.
В тридцати картинах спокойно, эпически рассказывается вся эта история. Поскольку речь в ней идет о происхождении пергамских царей от богов и героев, она отвечает духу времени. Вместе с тем она существенно отличается от аналогичных сказаний об Александре, Птолемеях, Селсвкидах и македонцах. Те нужно было заново создавать, история же происхождения Пергама основывалась на древних сказаниях о Гераклидах, которые были известны уже Пиндару и послужили сюжетами для произведений великих драматургов прошлого.
Когда осмотр фриза был закончен, глаза у Эвтрезия стали мечтательными, словно у маленького мальчика, которому бабушка рассказала интересную сказку.
Затем все вернулись во двор, и Менекрат стал объяснять духовную связь между обоими фризами: Геракл! Сын Геракла, грек, пришел в Малую Азию. Сам Геракл боролся вместе с богами против гигантов, и боги обязаны ему своей победой. Сын Геракла повел греков на Трою, и Малая Азия стала греческой. Потомки Геракла и его сына сделали Пергам форпостом Греции не только в прошлом, но и в настоящем, ибо они построили этот великий алтарь.
Алтарь, город, страна тонут в золотисто-красных лучах заходящего солнца. Завтра оно снова поднимется из-за гор, и город будет продолжать праздновать шумные Никефории. Но он, Эвтрезий, завтра же начнет работать, будет помогать Пиромаху в создании нового рельефа, посвященного Асклепию. Асклепий… Асклепий лечит. Асклепий помогает. Асклепий спасает от смерти. Грустно и доверительно говорил недавно Аттал в узком кругу друзей о грядущих судьбах мира и о будущем Пергама. Ему кажется, что уже недалек день его гибели. Вряд ли Асклепий сможет спасти Пергам. Ведь он совсем маленький бог. Наверное, даже Зевс и его дочь Афина не смогут предотвратить гибель Пергама, хотя и зовут Афину Никефорос — Победоносная.
Однако, что такое победа? Победителем считается тот, кто в пылу битвы с оружием в руках, в яростной схватке не на живот, а на смерть одерживает верх. Но разве не существует и другая победа? Победа духа? Победа красоты? И не важнее ли она всех побед, одержанных над галатами? Сотер — «спаситель» — так люди стали называть Эвмена после его последней битвы с галатами. Но даже и эта победа с любой точки зрения не дала ничего, кроме отсрочки. Можно ли достигнуть более прочной победы и обрести спасение? Победы на вечные времена, столь же прочной, как камни этого алтаря — нового чуда света? Победы любви и красоты, спасения — в красоте и любви?
Эвтрезий, который уже плохо сознает, куда несут его ноги, спускается по парадной лестнице и обходит южную сторону алтаря. Кибела верхом на льве продолжает начатое богами наступление. Сопротивление уже почти подавлено. Немногие уцелевшие противники богов гибнут под копытами лошади Гелиоса, под колесами его колесницы. Афина Никефорос — Победоносная! Сумерки поднимаются из долины, пронизанные первыми огнями, которые зажигаются и в городе, и в крепости, и на небосводе. Эвтрезий склоняется перед изображением Афины. Он молится.
— Дай и мне победу, ты, великая богиня, — шепчет он. — Даруй мне силы выполнить мой мирный труд, труд любви и красоты, так, как я об этом мечтаю; так, чтобы созданное мной продолжало радовать людей и после того, как я превращусь в прах и пепел. Чтобы оно осталось после меня, как останется этот твой алтарь, чтобы — как сказал Гомер — оно было песней для наших внуков и правнуков.