Днями и неделями Коппе сидит в государственной библиотеке и просматривает древнюю литературу. 1 июля 1878 года он сообщает Хуманну, что наверняка напал на правильный след (он не знает, что Генриху фон Бруину в Мюнхене уже два года назад пришла в голову та же мысль). Кстати сказать, эта заслуга принадлежала не ему, а одному из его студентов. Тот обнаружил в книге «De miraculis mundi»[40] римского автора II века нашей эры Ампелия (в 14-м параграфе VIII главы) место, где сообщалось об имеющейся в Пергаме аrа mаrmоrеа magna, alia pedes quadraginta, cum maximis sculpturis — continet autem gigantomachiam — высотой в сорок шагов большом мраморном алтаре, украшенном громадными скульптурами, изображающими гигаптомахию. В этом же труде приведена небольшая выдержка из последней книги Библии. Апокалипсиса — послание в общину Пергама (глава И, стих 13): «…ты живешь там, где престол сатаны…», далее еще раз говорится о Пергаме, как о месте, где живет сатана. Не связаны ли эти сообщения? Боги Олимпа мертвы — так декларировало христианство, но если они все-таки жили в искусстве, жили в огромном алтаре, если они продолжали побеждать гигантов и одерживать победу над ними, не могло ли это ожесточить христиан и автора Апокалипсиса? Не побуждало ли это их начать новую гигантомахию, но только с противоположным значением: поставить себя на место богов, а старых ботов отождествить с побеждаемыми гигантами? Гигантомахия, борьба между богами и гигантами, — это распространенный сюжет. Сколько существует земля, продолжается эта борьба, все снова повторяющаяся, каждый раз в новом варианте. Конечно, здесь, на Пергамском алтаре, изображалась определенная битва, воспетая в греческой мифологии.
Битва гигантов-это древнее греческое сказание. Уран, Небо, в глубокой древности уронил свое семя на Гею, Землю, и Гея родила ему двенадцать титанов, страшных и диких, не желавших признавать над собой никакой власти. Тем более власти Зевса, который был всего лишь сыном одного из титанов — Крона. Однако Зевс освободил трех сторуких великанов, заточенных титанами — Ураном и Кроном — в недра земли. В благодарность они выковали для Зевса громы и молнии. Венценосный Зевс претендовал теперь на единовластие, и все остальные молодые боги поклялись повиноваться ему. Однако титаны, не желая подчиняться Зевсу, начали борьбу против него и его приверженцев. И вот Зевс и молодые боги собрались на Олимпе, а титаны — напротив, на Офридских горах. Началась первая война между старыми и новыми богами. Она длилась десять лет, и никто не имел перевеса. Тогда Зевс попросил помощи у сторуких великанов. Те хватали огромные скалы и бросали их на титанов, которые готовились штурмовать Олимп. Море бурлило, земля трепетала, небо стонало, а высокий Олимп сотрясался от вершины до основания. Зевс метал молнии, гром гремел, горел лес на горах, море кипело, дым и пар окутали титанов. Все ближе и ближе падали каменные глыбы, которые летели из трехсот рук великанов. Титаны падали, их столкнули вниз, в Тартар, так же глубоко, как высоко поднимается над землей небо.
Теперь победоносные сыновья Крона разделили между собой бывшее владение титанов: Зевс с этого времени должен был властвовать над небом, Посейдон — над морем, Гадес — над преисподней; и все вместе, во главе с Зевсом, — над землей. Сторукие великаны стерегут вход в Тартар, чтобы не вырвались на свободу свергнутые титаны.
Но не мог Зевс править спокойно, потому что Мать-Земля, Гея, тосковала о своих детях-титанах, заключенных в Тартар. И когда Зевс оскопил Урана, чтобы устранить соперника, чрево Геи с жадностью приняло брызги его семени, и она родила гигантов Алкионея и Порфириона, Энкелада и Отия, Эфиальта и Полибота, которые вскоре с гордостью подняли свои могучие головы. Они, и молодые и старые, выглядели как исполины, как жуткие фантастические чудовища: у одних вместо ног были тела драконов или змей, другие имели огромные крылья.
«Мы, гиганты, не хуже новых богов и так же, как боги, — дети Неба и Земли! — кричали они. — Мы не потерпим подчинения, но и единовластия мы не хотим. Мы желаем свободы и равенства. Мы можем жить в мире и согласии с Зевсом и его богами».
Язвительно засмеялся Зевс, услышав эти слова. Он хотел один властвовать над всем миром. «Титанов я победил!» — воскликнул Зевс (и уже не вспоминал о том, что без помощи сторуких великанов он никогда не выиграл бы битву). «Теперь я одержу победу над гигантами и уничтожу их, чтобы на всем белом свете не звучало ни одного имени, кроме моего». И вот гиганты поднялись против Зевса и стали бросать древние дубы и огромные скалы на вершину Олимпа. Они не хотели подчиняться Зевсу, их не пугали его молнии.
Так началась вторая война богов, на которую Зевс призвал всех своих приверженцев, он позвал даже тех богов, которых раньше считал слишком незначительными. Но война оказалась безрезультатной, хотя боги и победили гигантов и бросили их в подземелье. Это не помогло, потому что гиганты — сыновья Земли — получали новые силы и новую жизнь от соприкосновения с матерью Геей. И тут Зевс вспомнил о старом предсказании, согласно которому боги могут победить, если привлекут на свою сторону хоть одного смертного. И Зевс посылает Ириду и Гермеса, своих прекрасных вестников, просить помощи у могучего Геракла, стрелы которого всегда попадали в цель и всегда были смертоносными. Только так, с помощью Геракла, выиграли страшную битву боги — не света против тьмы, добра против зла, а власти против власти, и даже сама гибель побежденных выражала их мощь и величие. Зевс столкнул гигантов вниз, под землю, а над ними он, теперь уже бесспорный владыка мира, воздвиг острова, создал моря и дымящиеся вулканы.
Но, может быть, Ампелий «недостаточно достоверен», как с некоторым сомнением отметил Конце? И вообще, справедлива ли эта смелая гипотеза? Пока ничто вновь обнаруженное не говорит против нее. Все открытые плиты, казалось, легко, без труда входят в эти рамки. Тогда, следовательно, нечего больше и думать, надо просто спасти замечательное произведение искусства. Его следовало искать и найти, как нашли уже сотни, а не одно из семи чудес света древности. Конечно, и тогда все было так же, как сегодня: один считает чудом света Эйфелеву башню, другой — Британский мост, третий — просто железные дороги или пароходы. Один из античных авторов, Антипатр, называл чудесами света степы Вавилона, статую Зевса работы Фидия в Олимпии, висячие сады Семирамиды, Колосса из Родоса, египетские пирамиды, гробницу царя Мавсола в Галикарнасе, храм Артемиды в Эфесе. Священное число «семь» было выдержано здесь, как и в других случаях: семь мудрецов, семь городов, где родился Гомер, семь противников Фив, семь холмов и семь царей Рима. Правда, Антипатр не назвал в числе чудес света гигантомахию Пергама. Но, вероятно, ее назвал кто-нибудь другой, кому этот алтарь показался особенно прекрасным.
Бог мой, если бы Конце оказался прав! Тогда раскопки стали бы в тысячу раз важнее, чем можно было предположить даже в самых смелых мечтах! Первоначальный план раскопок, конечно, немного изменился бы, потому что тогда следовало бы распроститься с теорией о связи найденных рельефов с храмом. Ведь алтари в древности никогда не размещались в самом храме и даже не всегда перед храмом или вблизи него. «Алтарь, — писал в соответствии с этим Конце, — наверное, был посвящен богу неба Зевсу и помещался под открытым небом, а не в храме. Самое лучшее для него место — вершина горы, как это было принято для культовых сооружений в честь Зевса, около которых не воздвигали храмов».
Тогда предполагаемый храм Афины Полиады уже не представляет особого интереса, и очень важно, наряду со спасением других рельефных плит, найти место, где находился алтарь. Видимо — на одной высоте с византийской стеной или еще выше, так как немыслимо предположить, чтобы строители стены поднимали плиты весом 15–20 центнеров снизу вверх. Тем временем Адлер в Берлине просмотрел вместе с Конце свои путевые дневники и согласился с его предположением. Адлер, который тогда в Пергаме так неохотно поднимался к стене, теперь рекомендует ее снести, так как, по его мнению, именно за ней (точно так же думал и сам Хуманн) будут обнаружены самые лучшие и богатейшие находки. Будучи специалистом-строителем, Хуманн указывает еще на то, что такое гигантское сооружение требовало огромного фундамента и огромной платформы, и они обязательно должны были оставить на местности следы — даже там, где развалины уже не видны.