И все-таки транспортировка продолжается. После того как Хуманн подрядил запряжки у местных греков, турки, движимые чувством конкуренции, соревнуются с греками на скорость и безопасность доставки груза. Однако дышла и оси по-прежнему продолжают ломаться. И все же основная задача выполнена. До конца декабря 29 неповрежденных ящиков переправили в Дикили и поставили в сарае на берегу. Два — еще в пути, среди болот и грязи, на повозках с переломанными осями. Они смогут прибыть лишь со значительным опозданием. Не отправлено всего только четыре ящика, которые лежат у подножия горы и ждут возвращения порожнего транспорта. Как это ни удивительно, но раскопки все-таки продолжались. Оба Яни и около 30 рабочих сносили степы и убирали щебень с площади, где располагался алтарь. Число фризов с гигантомахией увеличивалось почти так же, как в первые педели. Правда, Хуманн уже давно обратил внимание, что этот участок стены был особенно насыщен мрамором. Поэтому он отказался от мысли углублять расколки на том месте, где они начались, и перешел к другой точке в 20 метрах от ворот. По его мнению, обилие находок должно было подбодрить рабочих и пробудить в них дальнейший интерес к раскопкам. Вера Хуманна в благополучный исход значительно возросла. Повышенные расходы на транспортировку вызвали необходимость увеличения предназначенной ему суммы до шести тысяч марок, но министр Фальк безоговорочно выполнил просьбу Хуманна, предоставив ему возможность свободно и без предварительных запросов распоряжаться деньгами. Кроме того, через министерство иностранных дел Фальк направил теплое письмо консульству в Смирне и разрешил общаться с министерством по вопросу о Пергаме непосредственно, обходя официальную переписку, а также выразил свою признательность.
Не так благополучно обстояло дело с турецкой третью находок. По настоянию Хуманна вали предлагал великому визирю подарить эту треть Германии или наследному принцу. В качестве ответного подарка он считал желательным получить хорошую сумму денег на нужды беженцев, прибывавших в Малую Азию во время русско-турецкой войны. Хуманн предложил тысячу турецких фунтов (следовательно, примерно двадцать тысяч марок). Вали благосклонно кивнул головой. Наступил, правда, момент, когда сделка, казалось бы, могла сорваться. Порта, видимо, захотела выбить из Берлина побольше и затянула переговоры, заявляя, что она лучше, чем вали из Смирны, разбирается в том, какое большое значение имеет это презумптивное приобретение для Берлина. Однако Хуманн не сомневался, что дело сдвинется не позднее, чем наступит следующий раздел находок. Сейчас в первую очередь надо было решать вопросы транспортировки.
В начале декабря Хуманн обратился к начальнику Адмиралтейства графу Гатцфельду с просьбой предоставить в его распоряжение канонерку посольства для того, чтобы перевезти ящики с мрамором в Смирну. Гатцфельд дал согласие, и Хуманн был упоен своей маленькой дипломатической победой, так как в противном случае ящики лежали бы в Дикили бог знает сколько времени. Дело в том, что местные пароходы не имели специальных приспособлений, чтобы взять тяжелые ящики на борт. А в это время года уже нельзя было воспользоваться маленькими, курсирующими вдоль берегов парусниками, которые можно было бы нанять для перевозки грузов на пароход. На рождество Хуманн вместе с Лоллингом поехал в Смирну, откуда последний хотел вернуться в Афины.
— Не упадите за борт и не потеряйте свои очки, во имя всего святого, будьте хоть немного практичнее, вы, филолог! — напутствовал Хуманн Лоллинга.
В Смирне Хуманн получает телеграмму. «Комета» ждет его 1 января на Лесбосе. Хуманн моментально приезжает на остров. Командир судна, капитан-лейтенант фон Сенден-Бибран, принимает его со всей сердечностью и почестями и предоставляет место в своей каюте. Командир с большим интересом ждет дальнейших событий: ведь о древностях он знает только понаслышке. В Митилене Хуманн берет напрокат два больших парома, на которых ящики будут перевезены с берега к стоящей на рейде канонерке.
Пока вес шло хорошо и соответствовало планам Хуманна, но когда он слегка обжился на корабле, то его оптимизм значительно поубавился. Широта замысла Адмиралтейства грозила остаться на бумаге. Па палубе «Кометы» стояли четыре пушки, под палубой расположились офицерские помещения и маленький кубрик на 64 человека команды. Господин фон Севден подчеркивает, что слишком большая нагрузка на верхнюю палубу переместит центр тяжести корабля и он не сможет свободно маневрировать. Результаты дипломатических шагов Хуманна оказались, таким образом, весьма скромными: более ста центнеров одновременно нельзя было грузить ни в коем случае. Кроме того, надо было еще продумать, как обеспечить погрузку. Хотя Дикили за последние десять лет стал настоящим портом со значительным грузооборотом, он все же до сих пор не имел даже мола. Его заменяла ровная песчаная отмель между скалами, покрытая водой, глубина которой нигде не превышала ширину ладони. Кроме того, при юго-западном, северо-западном, а также южном ветре в этом заливе возникала мертвая зыбь. Хотя в порту и были два погрузочных причала, но и под ними глубина воды не достигала трех четвертей метра, так что паромы не могли пристать к берегу.
К счастью, Хуманн предусмотрел эти трудности и уже в сентябре привез в Дикили железнодорожные рельсы, которые сослужат теперь важную службу в качестве подсобных средств при погрузке. Они образуют нечто подобное мосту между берегом и бортом парома.
И вот ящики поставлены на рельсы, рабочие, медленно шлепая ногами по воде, двигают их вперед вплоть до борта парома и потом осторожно опускают на палубу. Но для этого нужна, конечно, совершенно спокойная вода, потому что, как только зыбь начинает раскачивать паром и лежащие на дне рельсы, рабочие сразу же теряют власть над колеблющимися драгоценными ящиками. По опять Тюхе благосклонна к Хуманну: море тихое, и, когда «Комета» 2 января 1879 года становится на якорь у Дикили, паром сразу же подходит к ее борту, а кран канонерки поднимает один за другим все пять ящиков на палубу. 3-го волнение на море мешает продолжению работ, по к вечеру наступает штиль, и свет лупы помогает погрузить следующие пять ящиков. Еще до восхода солнца «Комета» снимается с якоря и проходит 60 морских миль до Смирны за 8 часов. Здесь ящики надо перегрузить на пароход австрийской судоходной компании Ллойда, который каждую субботу отправляется в Триест. Уже в понедельник начинается погрузка. Если все правильно рассчитано — а инженер-дорожник во временной отставке, конечно, мог это сделать, — то доставка груза в Смирну именно в понедельник обеспечит такую погрузку драгоценных ящиков, при которой они окажутся нижними в трюме и не пострадают от качки, даже если пароход сильно накренится на один борт.
В понедельник, 6-го, первые десять ящиков принимает на свой борт «Аквилла Империал». 8-го начинается сильный шторм, но на следующий день «Комета» вновь отправляется в Дикили. За четыре недели было сделано четыре рейса и, хотя штормовой ветер иногда гудел в трубах канонерки, а однажды один из паромов был выкинут бурей на берег и целую неделю его ремонтировали, хотя погода во время двух рейсов была настолько холодной и дождливой, что только старый морской рецепт — «если в море холодно, надо выпить побольше грогу» — спасал экипаж, все оканчивается благополучно для команды, рабочих и груза. В феврале первая партия ящиков прибывает в Берлин. «Комета» перевезла за четыре рейса приблизительно 325 центнеров пергамских древностей, главным образом фризов с изображением гигантомахии. Рейсы «Кометы» не влияли на бюджет Хуманна, но перевозка груза, включая изготовление ящиков, обошлась в четыре тысячи марок. Какое-то время Хуманн еще наблюдал за работами в крепости, но наступает момент, когда силы его оказываются на пределе. Боли в печени и желчнокаменная болезнь укладывают Хуманна на три недели в постель.
С рождества до середины марта все земляные работы на горе были приостановлены. Оставшиеся рабочие — от 10 до 12 человек — продолжают разбирать византийскую стену. В течение четырех дней из различных мест извлекли по частям собранную впоследствии плиту. Фриз на ней изображал бога (Урана), морского бога Тритона и титаниду Фебу. Кроме того, нашли три плиты, относящиеся к малому фризу. Дальше стали попадаться лишь мелкие и испорченные обломки. В феврале исполнилось шесть месяцев с начала раскопок, и Хуманн отправляет очередной статистический отчет в Берлин: затрачено всего 2800 рабочих дней, из них 1300 ушло на слом византийской стены (разобрано 1400 кубических метров), убрано около 1750 кубических метров щебня у фундамента алтаря. К отправленным в Берлин шесть лет назад плитам добавлено 45, из них 14 сохранили целые фризы, а мелких фрагментов и остатков архитектурного убранства алтаря насчитывалось около тысячи.