В тот период в Лондоне даже французские гражданские представители готовились облачиться в военную форму. Спор между американцами и французами по поводу АМГОТ'а (нового оккупационного статута, который пытались навязать Франции, словно она была враждебной, а не дружественной нацией) еще не был завершен. Черчилль и британцы не подымали этого вопроса, дабы не раздражать своих могущественных родственников. Мы же, беспокоясь о своем будущем, готовили гражданскую администрацию и Военную миссию для связи между союзническим командованием и французскими гражданскими властями.
Внезапно появился целый рой лейтенантов, капитанов, майоров. Все они были отданы в ведение Буаламбера и подчинялись военному штабу генерала Кёнига и его начальнику - полковнику де Шевинье. Таким образом мы отделывались от американской опеки, но еще надо было избежать опеки французской военной администрации, целиком состоявшей из эмигрантов (среди которых были люди весьма уважаемые, сражавшиеся с первого дня, и те, кто, подобно крысам, повылезали из всех дыр и возвращались на корабль, когда он снова пустился в плавание, но ничего не знали о большой внутренней драме французов и их жажде обновления). Сопротивление само было в состоянии выделить из своей среды кадры гражданской администрации. Оно было для этого достаточно компетентно.
Обеспокоенный медлительностью, которую проявлял Алжир в выработке инструкций, и тенденциями генерального штаба, я телеграфировал де Голлю. "Нужно принять все меры, чтобы создать условия для быстрейшей организации гражданской власти на освобожденной территории. В Комиссии по высадке десанта и в Комитете национальной обороны, видимо, недоучитывают значение этой задачи. Мне стало известно, что в личный состав Военной миссии связи вошло значительное число офицеров, состоящих при штабах армий и армейских групп. Можно надеяться, что на территории, контролируемой такими войсковыми соединениями, возможно организовать гражданскую власть. Нельзя допустить, чтобы у союзников создалось невыгодное впечатление, будто мы собираемся поручить нашей Военной миссии связи, то есть военному органу, принимать административные меры, которые могут оказаться необходимыми в зоне высадки десанта. С целью избежать этого надо договориться, что специальные кадры будут подбираться заинтересованным комиссаром и действовать согласно его инструкциям и директивам. Эти директивы и инструкции будут проводиться в жизнь в зоне боев военным командованием, а в зоне, где прекратились военные действия, - комиссарами республики".
Мне уже удалось добиться, и не без трудностей, чтобы комиссары республики назначались Алжирским комитетом только по предложению и с согласия авторитетных органов Сопротивления. Но не иностранцами и не извне...
Было вполне законно и необходимо, чтобы после освобождения управление Францией поручили тем, кто на родной земле подготовил ее освобождение и гораздо лучше нас был знаком с внутренними проблемами.
17 апреля британское правительство временно отменило иммунитет и привилегии всех дипломатических и консульских представителей, аккредитованных в Великобритании. 27 апреля оно собиралось запретить гражданским лицам, кем бы они ни являлись, покидать территорию страны.
Я и Андре Филипп последними покинули Лондон под этот "барабанный бой", который снова омрачил взаимоотношения между Алжиром и Лондоном - между де Голлем и Черчиллем.
XI. Алжир, апрель - май - июнь 1944 года.
Лицевая сторона и изнанка
Комитет я нашел реорганизованным. Два коммуниста - Бийу и Гренье вошли в его состав.
Коммунистическая партия, бросившая все силы на тяжелый фронт подпольной борьбы, не могла больше не входить в орган, который должен был стать Временным правительством. Французское Сопротивление, независимо от различных тенденций, желало участия коммунистов в правительстве, желало этого проявления единства. Уже в ноябре 1943 года я поставил де Голля в известность об этом. Все выражали удовлетворение тем, что коммунисты вошли в состав Комитета, даже английское правительство, о чем свидетельствует полученное мной тогда сообщение.
С тех пор многие переменились. Но им надо было как-то оправдать эти перемены, найти подобающие извинения, и они состряпали исторические справки, ничего не имеющие общего с положением вещей в 1944 году.
Сустель пишет: "Во Франции все участники Сопротивления являлись сторонниками участия коммунистов в правительстве... Даже те, кто был наиболее враждебно настроен к коммунистам, настаивали, чтобы они были введены во Французский комитет национального освобождения. Понятно, что генерал де Голль реорганизовал правительство, введя в него коммунистов, совсем по другим причинам: необходимо было накануне высадки десанта показать, что все антинемецкие группировки и партии поддерживают правительство, во всяком случае, надо было создать такую видимость..."
Видимость!.. Итак, речь шла не о том, чтобы воодушевить народ на борьбу, не о том, чтобы ковать оружие для сопротивляющейся Франции, а о том, чтобы создать лишь некую видимость. И нет ничего удивительного в том, что история Алжирского периода, опубликованная в 1949 году, носит следы болезненного антикоммунизма нашего времени.
Четыре года спустя в специализировавшихся на такой стряпне организациях был создан розово-черный клеветнический роман, очень напоминающий "Записки о добродетели" госпожи де Жанлис - пособие по истории для благородных девиц, и покрытые пылью рапорты вишийских правителей о деятельности "большевистских агентов": Рузвельт подкуплен Советами, французское Сопротивление - коммунистический троянский конь и т. д. Для тех, кто доверяет плеяде избранных больше, чем народам, история пишется, как отчет о деятельности ку-клукс-клана, а национальные и народные движения, выражающие думы и чаяния миллионных масс, сводятся к жалким планам некоего засекреченного штаба.
Забавно, что Жак Сустель относит свой великий крестовый поход против коммунистов, свою охоту за ведьмами, к 1944 году, он изобличает коммунистов, которые пытались проникнуть в ряды Сопротивления и взять движение под свой контроль, и попутно клеймит людей, озабоченных лишь боеспособностью Сопротивления и его единством, как агентов "тайного коммунизма" - кличкой, появившейся только после Освобождения.
Проникновение... Но ведь коммунисты, "проникнув" в Сопротивление, внесли в него свой боевой дух. Мы и я лично горячо желали и других "проникновений", происшедших лишь в последние минуты.
Тайный... Все Сопротивление было огромной "тайнописью", но тайнописью, составленной не одним человеком, а бесчисленным множеством засекреченных людей. В Сопротивлении не обходилось без споров, без насилий, без проявлений слабости. Я не раз присутствовал при спорах между католиком и коммунистом, между консерватором и революционером, принимая горячее участие то на стороне консерватора, то на стороне коммуниста. Однако в конечном счете мы были подпольщиками, для которых общее дело значило больше, чем политические и философские разногласия. И алжирские деятели, подхваченные национальным потоком, волей-неволей вынуждены были следовать по этому пути - по пути единства и действия - и являть Франции и всему миру свое не совсем подлинное лицо.
10 мая в Консультативной ассамблее состоялись прения по вопросу о помощи Сопротивлению во Франции. Я подвел итог наших успехов и неудач: оккупация, репрессии, операции Сопротивления, союзническая помощь.
Затем огласил статут Французских внутренних вооруженных сил и обратился к союзникам с призывом оказать нам поддержку, в которой мы остро нуждались: "Французское Сопротивление поняло значение двух принципов: активности и единства, во имя которых была произведена последняя реорганизация КФЛН. Принцип единства следует развивать и в дальнейшем. Все должны знать: каждый человек с оружием в руках, каждый, кто содействует Сопротивлению, укрывает подпольщиков и помогает им, каждый, кто способствует пропаганде Сопротивления, - является его солдатом. Такие люди и составляют Французские внутренние вооруженные силы.