Категорическим жестом де Голль отмел все возражения: "Только взяв в свои руки внутренние дела, вы сможете дать все это Сопротивлению".
Итак, мне оставалось лишь согласиться. В первые дни мне довелось наблюдать недолгое, но весьма беспорядочное волнение. Образование Консультативной ассамблеи, прибытие новых людей из Франции, небольшой государственный переворот 9 ноября, позволивший де Голлю устранить Жиро, реорганизация правительства, завершение сотни мелких столкновений из-за того или иного места, министерского портфеля или представительства в комиссиях заполнили первые недели моего пребывания в опереточной столице. Затем политическая жизнь и деятельность правительства замерли. Здесь, в Алжире, не ощущались ни Франция, ни мировая драма.
Если обратиться даже к полной хронологии, то окажется, что жизнь в Алжире за последние два месяца была весьма бедна событиями. Пресс-конференции, назначения послов, сессия Ассамблеи, арест бывших министров вишистского правительства Фландена и Пейрутона, а также генерал-губернатора французской Экваториальной Африки Буассона; речь генерала де Голля в Константине, пробудившая у мусульман Алжира столько неоправдавшихся надежд; его рождественское послание... и, наконец, единственная маленькая буря за опущенными шторами - события в Ливане. В Алжире я присутствовал впервые при одной из схваток турнира, который длился уже три года и в котором принимали участие два "ревнителя империализма" Черчилль и де Голль. Первый при посредстве генерала Спирса пытался наложить руку на Сирию и Ливан, "освободить" их, чтобы лучше закрепить британское господство над арабскими странами. Второй, завлеченный в западню, хотел силой подавить стремление к независимости этих двух государств.
В один ноябрьский день из сообщения агентства Рейтер алжирскому комитету стало известно, что действие ливанской конституции приостановлено, а глава ливанского правительства арестован. Нам ничего не было известно об инструкциях, данных де Голлем Жану Элле, нашему тамошнему представителю, предпринявшему столь необычные акции. В Комитете разразилась буря. Большинство членов Комитета выражало несогласие с политикой умолчаний, которую проводил де Голль, и с его методами. Выполнение порученной генералу Катру миссии умиротворения было затруднено британским ультиматумом. Иллюстрацией к спору между Англией и Францией могло служить то, что портреты де Голля жители Бейрута срывали со стен, тогда как портреты Черчилля оставались нетронутыми. Позже в Египте и других странах судьба отплатила Черчиллю.
Когда буря утихла, Комитет снова впал в летаргию. За окнами с задернутыми шторами он продолжал влачить жалкое существование, словно посаженный под стеклянный колпак, на земле, которая была ему чужой и для которой происходившие битвы были чужими, ибо узы, связывавшие ее с Францией, не отличались прочностью. К тому же для де Голля и большинства членов Комитета важнее было представлять Францию, а не являться ее выражением и воплощением.
Кучка французов - человек пятнадцать, - съехавшихся сюда из Марокко, Лондона, Америки, из Франции вишистской и Франции подпольной, не являла собой единства и не была проникнута единодушным стремлением включить Францию в борьбу и помочь народу, восставшему против оккупантов. От заседаний Комитета, на которых мы издаем законы, подчас не имеющие силы, пахнет пылью.
Мы не герои девяносто третьего года, и лозунг "Отечество в опасности!" никто из нас не ставит на повестку дня. Наш коллективный труд сводится к простейшим операциям. Серьезные проблемы решаются на вилле де Голля "Глицинии", где любезные и бесстрастные адъютанты и светский начальник канцелярии Палевски тщательно просеивают посетителей. Если только посетитель не отличается своенравием, как, например, Адриен Тиксье или Андре Филипп, генерал его исповедует. Таким образом, он избегает вмешательства Комитета, и лишь весьма приглушенное эхо генеральских бесед доносится до лицея Фромантэна, откуда улетели ласточки - дочери алжирских колонистов - и где заседает некое подобие правительства.
С конца декабря те из нас, кто пресытился административной рутиной и светскими обязанностями, живут лишь телеграммами из Франции, дающими представление о ходе подпольной борьбы. Всего два месяца назад я покинул Францию - кулисы разыгравшейся драмы, всего два месяца назад я послал из Франции последнюю телеграмму после многих отчаянных сигналов бедствия, которые так походили на получаемые мной теперь возмущенные послания плохо вооруженного, лишенного солидной поддержки Сопротивления. "Генералу де Голлю от Бернара{1}:Французское общественное мнение совершенно сбито с толку молчанием де Голля и Би-би-си и отсутствием поддержки борьбы с угоном населения. Зарождающаяся волна возмущения против англосаксов может захлестнуть Сражающуюся Францию, если руководители откажутся дать сигнал к всеобщей борьбе. Любое промедление в создании убежищ для уклоняющихся от принудительных работ, а также в оказании им помощи дезорганизует Сопротивление, подорвет авторитет Сражающейся Франции, сделает невозможной внутреннюю борьбу. В этом случае опустошенная страна не примет участия в войне, заклеймит своих вождей и союзников и повернет к коммунизму".
Я убедился, что помощь, которую, находясь в Алжире, мы можем оказать Сопротивлению, ничтожна. К тому же разведка (знаменитое БСРА{2}) относилась с недоверием к организациям Сопротивления и, главное, хотела уменьшить размах движения Сопротивления и сделать его послушным орудием в своих руках. Разведка относилась весьма подозрительно к движению, охватившему весь народ и принявшему форму всеобщего саботажа, систематических подрывных действий маки, - к движению, которое вело к национальному восстанию. БСРА ставило перед собой лишь ограниченные цели, не идущие дальше мелких операций специально подготовленных лиц. В ожидании высадки союзников разведчики основали во Франции склады с боеприпасами, снабжая ими некоторые группы Сопротивления, причем в зависимости от своих политических симпатий. И все же главным препятствием для вооружения сил Сопротивления являлось не это. Препятствие заключалось в нехватке самолетов, оружия, боеприпасов, радиотехники, которыми располагали лишь Англия и Америка.
Обращаясь к своим заметкам, я нахожу запись, послужившую основой той истории, которую я собираюсь рассказать. Запись эта гласит: "... Я решил посвятить себя делу, которое мне никто не поручал, - выторговать оружие для Сопротивления... Теперь мне совершенно ясно: этим делом не займутся ни дипломаты, очень мало в нем заинтересованные, ни военные, которые относятся к нему с недоверием. Все зависит от доброй воли и воображения только одного человека - Черчилля. Я хотел бы с ним встретиться; думается, я сумею его убедить".
Без Черчилля ничего нельзя было сделать. Английская разведка не желала считаться с массовым сопротивлением французов. Движение народных масс ее не интересовало. Уже давно все усилия английской разведки сводились к тому, чтобы сформировать специализированные, подчиняющиеся лишь ей одной подпольные группы, не подлежащие контролю сначала Лондонского, а затем и Алжирского комитетов, которые не вызывали у англичан доверия. Результатом бурных споров между де Голлем и Черчиллем большей частью являлось ограничение средств, предоставляемых английской разведкой в наше распоряжение. Таким образом, малая война между союзниками или их разведками боком выходила Сопротивлению.
Как и де Голль - но с империей за спиной, а не только с некоей символической печатью на челе - Черчилль, одинокий ревнитель британских военных усилий, подобен герою "Илиады". Встреча с обходительным и неприметным Эттли или с приветливым министром экономической войны лордом Селбурном, беседа с добросердечным послом Даффом Купером, мечтавшим, чтобы де Голль и Черчилль забыли на его груди о своих распрях, обращение к Клеманс Черчилль, которая каждое утро, проснувшись, просовывала записочки под дверь ванной, где мылся Уинстон, визит к Макмиллану, или секретарю Черчилля Мортону, или к генералу Гьюбинсу, распоряжавшемуся таинственным СОЭ{3}... Свидание со всеми этими людьми ничего не дало бы. Только авторитет Черчилля - его творческое воображение или гнев - мог опрокинуть препятствия, воздвигнутые полковниками, генералами, дипломатами и министрами или оставшиеся как результат их деятельности.