Та же, что тухла на глубине её зрачков при мыслях об Алкивиаде. Она оставила свою первую настоящую влюблённость в мире живых, так и не явившись на нежданную свадьбу; Гермесу же оставалось только наблюдать за ростом любви Персефоны к Адонису, что мечтал об Афродите.
— Персефона тебя не любит, — говорила Кассандра раз за разом, словно пытаясь вытащить Гермеса из той ямы, где гнила она сама. — И никогда не полюбит.
— Я тоже не люблю её. Не как женщину, — безбожно врал в ответ не-бог, прикрывая слезящиеся от боли глаза. — Но я должен быть с ней, пока она в плену Аида. Потому что, если не я — то кто?
Что оставалось Кассандре? Только помогать по мере сил, не забывая при этом о собственных поисках. Алетейя напоминала про цель си-му-ля-ций каждый раз, когда Кассандра засыпала в Элизиуме и возвращалась в Атлантиду. Забыть было сложно, в общем-то.
Собачья преданность Гермеса грызла Кассандре сердце, но сделать с этим ядовитым цветком мистия ничего не могла. Понимала: на любые попытки Гермес будет скалить белые зубы и смотреть так, будто девушка его предала. Она же слишком дорожила его дружбой.
— Не стоит богу влюбляться в человека, — хмурилась Геката, смотря водянистыми глазами за горизонт. — Никогда это хорошо не заканчивалось.
Кассандра молилась, чтобы хотя бы в этот раз это было не про неё. Про Адониса и Персефону, но не про неё. Вот только пророчество Алетейя про вечные муки Хранительницы не давало покоя.
Восстание людей в Элизиуме набирало обороты. Были свержены наместницы: растерзаны, уничтожены, унижены как только может унизить раб своего надсмотрщика. Персефона не покидала Акрополя, её охранял предатель, Гермес беспокоился за жизнь дрянной девчонки больше, чем за свою.
Не зря, кстати. Потому что в решающий момент, когда Гермес впервые выбрал кого-то другого, а не Персефону, та сбросила его с вершин своего Акрополя, как надоевшую игрушку.
Кассандра, не медля, прыгнула следом. Высота была громадная, но мистия не боялась: в её крови действительно отметились боги, и ей всегда везло на такие падения. Максимум, что ей грозило — это отбитые бока и содранная кожа.
Что это, если не волшебство, Сократ? Обычный человек умер бы ещё в полёте, от страха.
Этот прыжок ничем не отличался от других: Кассандра успела зацепиться за несколько уступов жезлом Гермеса, — потрясающе-прочная штука, кстати, — и затормозить своё падение. Руки гудели от напряжения, суставы простреливало болью, но всё это было мелко и незначительно. Потому что неподалёку лежал, истекая золотой кровью, Гермес. Вторая любовь Кассандры.
Она подбежала к не-богу, про себя молясь, чтобы в нём была хотя бы искра Созидания. Лицо Гермеса было бледным, как посмертная маска, но глаза оказались ярко-зелёными. Ни капли прежней желтизны.
Он увидел Кассандру и поднял руку. Мистия тотчас обхватила крупную ладонь своими и сжала изо всех сил.
— Мой друг…
Кассандра кивнула. Хотела что-то сказать, но в голову не шло ничего путного.
В его спину, видимо, вонзился какой-то острый камень. Золотая кровь расплывалась, яркие полосы энергии на теле и лице Гермеса тускнели. Кассандра боролась с дрожью губ и кляла свою проклятую судьбу.
— Могу я сделать… что-нибудь?
— Не хочу умирать.
Глаза у Гермеса стали тусклыми, взгляд потерял осознанность. Ису продолжал хмуриться, невидяще пялясь в вечный рассвет Элизиума.
— Боги… Ису ведь не умирают насовсем… так ведь?
Икар сел на Жезл, который Кассандра бросила рядом. Гермес, привлечённый шелестом перьев, посмотрел в сторону птицы, но не увидел её.
— Умирают. Тело у всех… смертно.
— Ты же ключник. Так подбери ключ к своему бессмертию!
Гермес улыбнулся, и по губам у него заструилось золото. Тело ису выглядело нормально, но, упав с такой высоты, Гермес наверняка измельчил свои внутренности в кашу.
— Жезл, мой друг. Дай его.
Она согнала Икара и протянула творение его создателю. Гермес сжал Жезл в кулаках из последних сил. Мутные глаза на секунду вспыхнули золотом… а затем всё кончилось.
Кассандра схватила себя за косу и с силой дёрнула. Было больно, но это ничего не доказывало. Ведь Алетейя говорила… что она говорила?
— Это всё не настоящее, — полубезумно шептала Кассандра. — Не настоящее. Всего лишь муляций. Не настоящее. Этого нет.
Его пальцы расслабились, и безвольные руки упали на землю, залитую золотом.
Кассандра закричала.
========== Алетейя ==========
— Этого не может быть, — слышит Кассандра, выходя из Элизиума.
У неё нет сил ни на что. Она просидела перед телом Гермеса столько, что её ноги просто отказали, когда мистия попыталась встать. В голове было пусто и зло; хотелось то ли убить Персефону и Гекату, то ли самой кинуться к акулам.
Она и уснула там же, рядом с остывшим телом не-бога, в золоте его крови. Держала Гермеса за руку, переплетя пальцы, и просто изнывала от жалости к себе.
Феба, Брасид, Алкивиад, Дафна. Теперь ещё и Гермес. Она не так долго его знала, где-то месяцев пять, но это было намного больше, чем она общалась с тем же Алкивиадом. Секса правда не было. Да какой там секс, когда мысли Гермеса были только про долбаную Персефону…
А ведь не-богиня весны даже не спустилась, чтобы проверить, что там с Гермесом. Закрылась в своём Акрополе и носа не высовывала. Неприступная крепость, как же… Кассандра отлично знала, что части крыши у здания нет — только туго натянутые ткани, которые хорошо разойдутся под лезвием копья Леонида.
— Невозможно, — снова услышала она.
Говорила Алетейя. Вот только сил на реакцию у Кассандры не было. Она села там, где осознала себя — перед одним из тронов Атлантов, в этом мрачном сине-сером помещении. Хотелось плакать, но муляций видел достаточно слёз. В реальности их просто не осталось.
Жезл казался неподъёмным и жёг ладони. Кассандра перетаскивает оружие на колени и нежно гладит холодный металл. О, нет, она ни за что не выпустит его из рук. Не в ближайшую вечность.
— Ты симуляция. Не настоящий! Этого… этого не может быть…
— А ты, значит, наблюдала за нами отсюда? Интересно. Мне потребуется время, чтобы осознать знания из Жезла и разобраться с происходящим.