— В сравнении с тобой, я был белым и пушистым!
— Неправда!..
Остаток дня пролетел как одно мгновение, мы о чем-то вспоминали, болтали, смеялись.
Мне было так хорошо и уютно, так спокойно, как я не чувствовала себя уже очень и очень давно. Вслед за первой бутылкой откуда-то появилась и вторая, за ней третья. К моменту, когда за бортом корабля поселилась темнота, Лэнс вытащил свою лютню, и мы вовсю распевали старые песенки.
— Ты помнишь, когда-то сочинил песню… Лет восемь или девять назад, — вдруг вспомнилось мне. — Мы еще сидели на яблоне, когда обманули наставника по культурологии и убежали гулять!
— Про ложь, что ли? — Лэнс нахмурил лоб, стараясь сообразить, чего же я от него сейчас хочу.
— Точно! — я встала с кресла, намереваясь подойти к столу, но ноги предательски подкосились, и я рухнула обратно.
Эльфийское вино коварно, обожаю его вкус и аромат, но ненавижу за то, что никогда нельзя угадать — какая же капля станет роковой. У меня вообще с вином ушастых странные отношения… И все равно, не могу отказать себе, когда ощущаю его удивительный букет трав и пряностей.
— Спой, а? — я подперла подбородок рукой, с ожиданием глядя на друга.
— Она же старая, одна из первых моих, не скажу, что самая удачная.
— Мне нравится… спой, для меня…
— Хорошо, но только для тебя, — все же согласился он. — Обычно я столь ранние вещи не пою.
Лэнс не отличался кристальной трезвостью, но пел от этого ничуть не хуже. Он на минуту затих и взял первые аккорды, ласково касаясь струн инструмента.
А что такое ложь? Спасенье или яд? Ответа не найдешь, Не повернешь назад.Я прикрыла глаза, полностью погружаясь в удивительную мелодию. В музыку одной из моих самых любимых песен.
Она как яркий сон, Она опасна — но… «Во благо», — скажет он, Оправдывая зло. Так что такое ложь? Проклятье или дар? Никак ты не поймешь — Она нужна всем нам. Она — мираж в песках, Она — отрава, но… Вдруг на чужих губах Как сладкое вино.Мама тоже мне лгала, искренне думая, что во благо. Считая, что спасает, оберегает. Лгала, любя… И от этого лишь больнее.
Я не выдержала и тихо начала подпевать Лэнсу, слова сами всплывали из подсознания, поднимались из глубин памяти.
Мы лжем друг другу вновь, Спасая и губя, Хотим укрыть любовь, Хотим найти себя. Легко сумеет ложь Спасти или проклясть, Но что ты предпочтешь, Увы, не мне решать…Последний звук стих, и комната погрузилась в тишину.
— Это было удивительно, — я открыла глаза, с нескрываемым восхищением глядя на Лэнса. — Я всегда говорила, что ты поешь безумно красиво.
— Ну, если бы не одна черноволосая и синеглазая девчушка, однажды силой выпихнувшая меня на сцену посреди ярмарки, неизвестно, был бы я тем, кем являюсь сейчас… или нет…
— Был бы, сердце ведь не обманешь. И от своей судьбы не уйдешь. Мне казалось, да и кажется, что лютня в твоих руках оживает.
— Знаешь, я не жалею о пути, по которому когда-то решил пойти, но вот порой, — он задумчиво перебирал струны. — Мне кажется, что я сам теряюсь в том количестве образов и масок, которые приходится одевать на себя вновь и вновь. Словно проживая жизнь своего героя, одну на двоих.
— Лэнс, мы ведь все играем роли. Каждый свою. Кто-то лучше, кто-то хуже. У одних людей этих ролей миллионы, у других — лишь пара. Но… — я пожала плечами. — Разве от этого можно уйти?
— Сомневаюсь, что глядя на тебя как на профессионала в экономических делах, хоть кто-то из клиентов догадался бы, что ты один из лучших мастеров дарханов, — Лэнс залпом осушил свой бокал. — Всегда удивлялся, как в тебе умещались две такие разные сущности. Спокойная, серьезная, настойчивая и рассудительная в работе, но сумасшедший вихрь, огненный шквал эмоций, ярости, бесшабашности в минуты боя с клинками.
— Выходит, это мои ипостаси, мои маски, как назвал их ты.
— Маски, — бард задумался. — Но какие же в этом случае наши истинные лица?
Я промолчала, даже не зная, что на это можно ответить.
Лэнс вдруг тихо запел, вовлекая свою единственную слушательницу в мир новой мелодии. Мне казалось, что музыка эта живет своей собственной жизнью. Яркой, молниеносной, невероятной.
Мне говорили, жизнь — театр, И не сыграть в нем всех ролей, Не сосчитать души затрат На поиск истинных путей.Я заслушалась. Не зря Лэнс так знаменит. Его талант и его баллады сложно не любить.
И снова грим, опять игра. На этот раз кем будешь ты? Улыбкой сменится слеза, Весельем скроешь крах мечты. Меняя маски на ура, Играя из последних сил, Сам забываешь навсегда, Каким твой облик прежде был. На «сцене» для других живя, Лишь потеряешь сам себя.Какое-то время мы просто сидели молча. Я вертела в руках бокал с остатками вина и наслаждалась полнейшим отсутствием каких-либо мыслей.
— Еще никогда прежде мне не было так приятно выступать для столь небольшой зрительской аудитории, — он рассмеялся.
— Ну, теперь я точно с тобой не расплачусь. Твои песни бесценны, ты всегда попадаешь в яблочко, цепляешь так, что забыть или оторваться невозможно, — я говорила искренне, зная, что это не пустая похвала.
— Вот засмущала бедного пьяного поэта.
— Тебя попробуй смути!!! — пришлось справедливо возмутиться.
Я украдкой зевнула. Усталость и вино сыграли свою роль, и я отчаянно хотела спать, пусть до этого и готова была проговорить с Лэнсом хоть всю ночь.
— Я, наверное, пойду, ночь уже глубокая… завтра еще поговорим, — подняться удалось только со второй попытки. Меня ощутимо штормило, невольно вспоминалось плавание на «Морской звезде» в бурю. Сейчас ощущения были практически такими же.
Лэнс впихнул мне в руку какую-то бумажку.
— Через неделю будет дядин прием. Это приглашение, — язык барда изрядно заплетался. — Меня и так пустят, а ты приходи. Обязательно! Обещаешь?
— Я с удовольствием, но обещать не могу, вдруг буду занята? — я мотнула головой, стараясь попасть в дверной проем.
— Шейн!!! Я уверен, что пару часов ты выделить в своем безумном графике точно сможешь. Для меня.
— Лэнс…
— Считай это платой за песни и поверь, ты еще легко отделалась, — он подмигнул.
— Хорошо, — я не удержалась, вдруг решив, что ничего плохого в приеме нет, особенно если учесть присутствие на нем Лэнса.
Как истинный джентльмен, он даже проводил меня до каюты и вроде как галантно поцеловал руку. По крайней мере, точно постарался это сделать, но, по-моему, промахнулся.
Как я умудрилась добрести до кровати, уже не помню…
Лунная дорожка, серебрившаяся по зеркальной глади спокойного океана, притягивала взгляд словно магнитом. Воздух дышал свежестью и остротой глубокой ночи, звезды в обрамлении темного бархата неба сверкали невыносимо ярко, соблазняя своим светом.
Я резко отвернулась от чарующей картины ночного океана и пристально всмотрелась в чернильную темноту, которая, казалось, подступала к самым носкам моих сапог. Впереди начинались густые и непроходимые заросли тропического леса, занявшего все свободное пространство на восточном склоне главной островной скалы.
Никогда прежде я не была в этом месте, и сейчас с беспокойством и удивлением всматривалась во мглу, стараясь уловить хоть малейшее движение или блеск далекого факела. Но кругом были лишь пустота, тишина… и лунная дорога в воде, словно и доставившая меня к этому острову мертвых скал. В голове настойчиво билась мысль о том, что я оказалась здесь не просто так. Кто-то или что-то ждет меня в этом смутно-знакомом месте. Ждет уже очень и очень давно, ждет терпеливо.
Нахлынувшее наваждение никак не проходило, я стояла на песчаной полосе узкого пляжа целую вечность до тех пор, пока пространство не стало вдруг заполняться мутновато-зелеными светящимися сферами. Они, словно живые, парили в нескольких шагах от земли, пока не рискуя приближаться. Заполняли собой все, стремительно возникая из пустоты. В миг их появления мое сердце будто покрылось коркой льда, воспоминания волной затопили испуганное сознание, паника заполнила каждую клеточку моего тела.