— Он стал твоим врагом, отец?
— Я не могу молча сидеть и чувствовать себя спокойно. Человек, ведущий общественную жизнь, должен думать о потомках. О будущем следует говорить сейчас.
— Ты выступал в Сенате?
— У меня репутация хорошего оратора, Марк.
— И сколько сенаторов на твоей стороне?
Прокул сделал паузу, потом пожал плечами.
— Их можно сосчитать по пальцам одной руки.
Последовала долгая, тяжелая пауза; наконец, сенатор встал, подавил зевок, прикрыв рот рукой, и объявил, что настало время спать. Солдаты встали и обняли его.
— Чем вы завтра займетесь?
Марк Либер улыбнулся:
— Отправимся за город.
— Марк хвастался вашими лошадьми, — сказал Гай Абенадар.
Тут они заметили, что я сижу в углу, стараясь держать глаза открытыми, чтобы не уснуть.
— Ликиск! — поразился сенатор. — Ты должен был лечь в постель еще час назад!
Я вежливо ответил:
— Да, господин.
— Так иди! — рявкнул Прокул знакомым тоном, в котором звучали одновременно нагоняй и любовь.
Когда я уходил, Гай Абенадар сказал:
— Не опасно ли, что мальчик слышал наш разговор?
— Ни в коей мере, — твердо ответил сенатор.
Марк Либер согласился:
— Ликиск — член нашей семьи. Он заботится о моем отце так, словно это его отец.
— Он и тебя любит, Марк, — сказал сенатор.
— Я тоже его люблю, — ответил Марк Либер.
Эти слова еще долго не давали мне уснуть, и когда, наконец, я все же погрузился в сон, Морфей напевал мне их снова и снова.
V
С началом летнего периода судоходства Прокул отправлялся в Остию инспектировать свое морское предприятие. До Остии было всего шестнадцать миль, однако из-за почтенного возраста Прокул с трудом переносил путешествие и снимал напряжение, оставаясь в городе на целую неделю. Хотя южный порт Поццуоли был гораздо важнее, Прокул держал свои конторы в Остии, предоставляя долгие поездки в Поццуоли своему партнеру Примигению. Там Примигений следил за огромными транспортными судами и кораблями, перевозившими зерно и руду. В Остию направлялись более легкие грузы, которые можно было перевозить на баржах по Тибру.
Избегая роскошных паланкинов, так обожаемых многими сенаторами, Прокул отправился в Остию на большой белой лошади. Марк Либер оседлал любимого черного жеребца. У Абенадара была гнедая кобыла, а у меня — пятнистый жеребенок. Позади нас шла шестерка полевых рабов, отвечавших за багаж.
Не успели мы отъехать от города, как нашему взору предстало жестокое зрелище — распятие. На придорожном столбе висел труп прекрасного молодого человека. (Прекрасного при жизни, разумеется. Его красота было заметна даже сейчас, несмотря на предшествующую казни порку). Над трупом помещалась грубо сделанная надпись: «Куриаций украл у хозяина».
Марк Либер мрачно сказал:
— Интересно, что он украл?
Гай Абенадар пожал плечами:
— Не все ли равно? Закон есть закон.
— Этот закон, — ответил Марк Либер, пришпоривая коня, — ужасно воняет.
Скоро мы добрались до Остии. Я бывал здесь довольно часто, но все равно приходил в восторг от путешествия и чуял запах моря задолго до того, как мы переваливали через последний холм и спускались к болотистой равнине вокруг гавани. Мачты и паруса кораблей были похожи на качающийся лес, поднимавшийся из сверкающей поверхности моря, в которое впадал Тибр. С холмов открывалось потрясающее зрелище! Воздух был чистым, резким, соленым, но по мере спуска становился все менее привлекательным из-за нечистот и мусора, плывших сюда из Рима. Во время нашего предыдущего визита ходила шутка, что горожане Остии могут узнать происходящее в Риме, подсчитав трупы, плывущие мимо них по реке.
Оказавшись в городе, мы были захвачены суетой морской торговли. Вокруг площади высились богатые здания римских коммерческих предприятий. С трех сторон площадь окружало поразительное множество лавок купцов, корабельных контор и агентств, связанных с римским источником жизненной силы: здесь были конопатчики, канатчики, изготовители парусины, торговцы зерном и специями, импортеры тканей, продавцы шкур, горнодобывающие компании, и среди них — торговец Прокул.
Мы направились прямиком в контору, где нас с восторгом встретил Клодий Примигений. Это был настоящий мореплаватель — высокий, гордый, словно мачта на корабле Прокула, обладатель железных мышц и загорелой, просоленной кожи; его лицо загрубело после бесконечных морских путешествий, плечи были мощными, словно у быка, а грудь круглой, как бочка. Его голос можно было расслышать даже в самую сильную из бурь Нептуна.