— Расслабься, Ликиск, выкинь все из головы. Сегодня Цезарь будет подсматривать. Чем более распутными мы будем, тем больше ему это понравится.
Вскоре я встретил еще одного жителя Капри.
Однажды в полдень мы с Витурием прогуливались и разговаривали, как вдруг мой спутник замолчал; глаза его в ужасе раскрылись, челюсть отвисла, и он уставился на открытую дверь моего домика.
Там, у порога, стоял юноша, чье лицо скрывалось в тени солнца, идущего за его спиной по небу.
— Проваливай, Витурий!
Это был голос человека, обладавшего властью.
Витурий умчался так, словно от этого зависела его жизнь.
Странный молодой человек вошел в комнату и встал на свету. Высокий, нескладный, он двигался рывками, а свободная туника едва прикрывала его плохо сложенное тело. Ноги оказались длинными и тонкими, руки — худыми, кисти вяло покоились на животе, темные жидкие волосы намекали на преждевременную лысину. Широкий лоб нависал над длинным, узким носом. Глаза располагались близко друг к другу, утопая в глазницах, кожа была бледной. Я подумал, не болен ли он.
Вслед за ним в дом вошел мальчик примерно моего возраста — поразительно красивый, темноволосый, темноглазый, с лицом, что могло быть высечено опытным портретистом. На его гибком теле ясно выступали мышцы. Мальчик был обнажен и смотрел на меня с приятной улыбкой.
Неуклюжий молодой человек гнусаво произнес:
— Меня зовут Гай Цезарь.
Я пробормотал:
— К… К… Калигула?
Со смехом он спросил:
— Ты заикаешься? У меня есть дядя с таким же недугом. К… К… Клавдий. Знаешь, откуда у меня такое прозвище?
— Оно означает маленькие сапожки. Солдаты в Германии прозвали тебя так потому, что ты был очень молод, и их сделали тебе на заказ.
— Ты знаешь историю, — снова засмеялся он.
— У меня есть друг в армии.
— Полагаю, трибун Марк Либер.
— Ты его знаешь? — воскликнул я.
— Я слышал о нем, — ответил Калигула и слабо улыбнулся. Повернувшись к обнаженному мальчику, он сказал:
— А это мой друг Авл. Ты знал его отца в Риме, Луция Вителлия?
Услышав это имя, я покрылся мурашками, словно Вителлий вытянул меня по спине ремнем.
— Да, знал, — ответил я.
— Что ты думаешь о его сыне? — спросил Калигула, мягко подталкивая мальчика ко мне.
— Авл Вителлий очень красив, — сказал я, пытаясь улыбнуться.
— Сказал бы ты, что он — желанный юноша?
— Да, — сухо ответил я.
— Тиберий тоже так думает, правда, Авл? — хмыкнул Калигула. Нахмурившись, он добавил: — И я. Авл — не обычный житель гарема Тиберия. Он здесь по доброй воле. В отличие от тебя, Ликиск, потому что тебя сюда привезли, и ты даже пытался сбежать. Авл гораздо умнее. Когда я сказал ему, что здесь теперь живет привлекательный и желанный мальчик Ликиск, он захотел с тобой встретиться. Думаю, меньшее, что ты можешь сделать, это его поцеловать.
Мои дрожащие губы были сухими, когда я приложил их ко лбу юноши.
Калигула согнулся от смеха.
— Не там, Ликиск. Ниже. Поцелуй Авла ниже. И не торопись. Я хочу посмотреть.
Вечером, вновь разглядывая мои туники, Витурий не удивился, что ко мне заходили гости.
— Авл очень опасен. Это один из шпионов Калигулы, но думаю, шпионит он и для Тиберия с Сеяном. Берегись его. Он — источник неприятностей, один из тех, что лижет задницы, — Витурий усмехнулся, — более чем в одном смысле.
— Я знал его отца. Жестокий человек.
— Каков отец, таков и сын. Поверь, если Авлу понадобится повысить свой статус за твой счет, он это сделает.
— Спасибо за предупреждение.
Витурий усмехнулся:
— Поблагодари меня, занявшись со мной любовью.
— Ты ведь знаешь, что это запрещено. Если только Тиберий не смотрит.
— Я хочу заняться с тобой любовью без этой козлиной морды.
— Мы жизни лишимся, если нас поймают.
— Рано или поздно наши головы все равно полетят. Никто из нас не становится моложе, и нет ничего более быстротечного, чем молодость и красота. Тиберий любит мальчиков, а не молодых мужчин.
Потрясенный, я вскочил со стула.
— Объясни, что ты имеешь в виду!
— Разве ты не заметил, что все мальчики и девочки на Капри примерно одного возраста? Шестнадцать или около того. Тиберий любит нас молодыми, считая, что к определенному возрасту красота увядает.