Выбрать главу

Согласившись с этими таинственными условиями, я сел на стул, опустив подбородок на кулак, и начал слушать рассказ, которого жаждал с того самого дня, как прибыл в Остию из Рима в поисках Примигения.

— Впервые мы узнали о беде, нависшей над сенатором Прокулом, твоим достойнейшим Прокулом и моим добрым другом, когда Паллас прибыл из Рима с его завещанием. Это стало настоящим шоком, особенно когда Паллас рассказал нам об обстоятельствах, вынудивших его отправиться в это печальное путешествие. По воле случая я был тогда в доме Примигения, и когда он собрался в Рим на помощь своему партнеру и другу, мне удалось его убедить, каким бы это стало безрассудством. Я отправился вместо него, мчась верхом вместе с Палласом. Мы прибыли на Эсквилинский холм как раз в тот момент, когда солдаты выводили из дома тебя и слуг.

Пораженный, я воскликнул:

— Ты был там?

— Да, был. Прятался в нескольких шагах рядом с Палласом. Но дай мне закончить, и тогда сможешь задать любые вопросы. Мне хотелось задушить этих солдат голыми руками. Я видел, как один из них вытащил меч и направился к тебе, Ликиск, и я был готов напасть на него, но Паллас меня остановил. С грустью мы смотрели, как тебя и всех остальных уводят прочь. Через некоторое время из дома вышли другие солдаты, неся тело того, кого мы оба так любили. Вид его окровавленной тоги свидетельствовал об угрозе, нависшей над всеми нами.

Я сказал Палласу, что нам как можно быстрее надо вернуться в Остию. Понятно, что Цезарь собирался стереть с лица земли любое напоминание о доме Прокула, и я хотел предупредить Примигения. Как партнер по бизнесу, он находился в серьезной опасности. Я оказался прав, хотя Примигений мне не поверил.

«У Цезаря нет причин, чтобы выступать против меня, — настаивал он. — Я не политик».

Но богини судьбы жестоки, и на следующий день, когда я занимался своими делами на борту «Меркурия», мне сказали, что к Примигению пришли солдаты и арестовали его вместе с семьей. Они взяли и Палласа, поскольку он ночевал в их доме.

Не в силах сдержаться, я воскликнул:

— Почему они это сделали?

— Примигения обвинили в государственной измене.

В измене? Примигения? Это невозможно!

— Был свидетель.

— Откуда мог взяться свидетель, если не было измены?

— А это, — мрачно ответил Сабин, — лучше спросить у своего друга-актера.

Пораженный, я смог пробормотать только его имя:

— У Плиния?

— Он дал свидетельские показания, что будучи в доме Примигения, Прокул говорил об измене, и Примигений его поддержал.

— Это проклятая ложь! — крикнул я.

Сабин пожал плечами и продолжил:

— Скоро все имущество дома Прокула конфисковали. На бизнес в Остии был наложен арест, и теперь им управляет какой-то прихвостень Цезаря. Когда это случилось, я уволился и стал работать на другого человека — владельца «Тритона» и еще одного корабля.

По лицу у меня текли слезы. Я едва мог говорить.

— Ты знаешь, что с ними случилось? С Примигением? С его семьей? С Палласом? Со всеми остальными?

Сабин покачал головой.

— Они просто исчезли. Я бы послал весточку трибуну Марку Либеру, но не знаю, где он. Возможно, его тоже арестовали.

— Нет, он в Палестине.

— Он знает, что случилось? Я бы хотел ему рассказать.

— Я позабочусь, чтобы он узнал.

Удивленный, Сабин спросил:

— Но как?

— Я собираюсь найти корабль, который туда отправится.

— Это стоит денег, Ликиск.

— У меня есть деньги. Если их не хватит, я найду. Так или иначе, я доберусь до Палестины и расскажу Марку Либеру о предательстве Цезаря.

После задумчивой паузы Сабин сказал:

— Этот корабль отправляется в Египет. Ты, разумеется, можешь плыть со мной.

— Куда в Египет?

— В Александрию.

— Я найду там корабль до Палестины?

— Да… Я предвижу некоторые сложности, но, думаю, толку от того, что я о них расскажу, не будет.

Я кивнул.

— Верно, я все равно не отступлю.

— Это трагедия… трагедия, — пробормотал Сабин. Потом, улыбнувшись, сказал:

— Но тебе удалось из нее выпутаться. Как это произошло? Последний раз, когда я тебя видел, ты был в цепях.

Теперь настала моя очередь рассказывать историю ужаса и предательства, а Сабин угрюмо слушал мой рассказ; в его глазах пылал гнев, кулаки яростно сжимались. Наконец, я закончил и добавил: