— Теперь я Цезарь. Твоя жизнь в моих руках. Должен ли я тебя помиловать?
— Да, — сказал он, засмеявшись и, наверное, подумав, что все это игра, часть маленькой драмы, которую он разыгрывал вечером, когда гости притворялись, будто я — их повелитель. — Да, помилуй. Пожалуйста, Цезарь! Помилуй!
— После того, что ты сделал с Примигением, ты просишь о пощаде?
— Ликиск, мне нужны были деньги, а за свидетельские показания давали много денег.
— Ты сделал это ради денег? — простонал я.
— Мне нужны были деньги. Ты должен понять. Ты ведь знаешь, как тяжело, когда у тебя ни гроша!
— Я не Ликиск. Ты забыл. Я Цезарь.
— Да, Цезарь! Помилуй. Пожалуйста.
Я сделал паузу, словно раздумывая. Потом улыбнулся:
— Добить!
Меня охватило ликование, когда из рассеченной шеи Плиния вырвался фонтан ярко-красной крови. Пораженный ее количеством (когда нож погрузился в шею до самой рукоятки, мне на живот и пах выплеснулся целый поток), я вскочил с постели и уставился на то, что сделал; во рту у меня пересохло, в висках и на шее бился пульс, а кровь Плиния тем временем заливала его бледную кожу и белые простыни. Он несколько раз дернулся и затих. Кровь из горла продолжила медленно сочиться.
Я вытер себя его плащом.
Главная комната, где на полу спали обнаженные кутилы, была погружена в тишину, когда я прокрался к двери, одетый в ту же одежду, под которой спрятал кинжал. Подарки я оставил.
Весенний дождь омыл крутую дорогу, ведущую обратно к берегу. По ногам текли ручейки грязной воды, дождь насквозь промочил мой плащ и тунику. Мне было холодно, капли били по лицу, путали волосы, но я смеялся. Так, смеясь на бегу, я добрался до «Тритона», легко покачивавшегося на волнах.
Сабин не спал, ожидая моего возвращения.
— Заходи, мальчик, и сними сырую одежду. Надень мою и, если хочешь, расскажи.
Я положил на стол его кинжал. Этого было достаточно.
— До отплытия тебе лучше остаться здесь, Ликиск, — сказал Сабин.
Однако я должен был вернуться к Реммию.
— Мне надо попрощаться и забрать деньги.
Когда я оказался в доме Реммия, дождь уже кончился, выглянуло солнце. Толстый сводник и его женщины завтракали. Сев на свое место, я быстро поел. Реммий смотрел на меня иначе, женщины были необычайно тихи. Клодия, видевшая меня насквозь, тоже молчала. Я был уверен — они знали о Плинии. Новости об убийствах, хотя и довольно частые, распространялись молниеносно.
Когда я поел, Клодия встала и положила руку мне на плечо, в то время как остальные молча вышли из-за стола и покинули комнату. Клодия закрыла за ними дверь. Как всегда прямолинейная, она повернулась и спросила:
— Ликиск, это ты его убил?
В ее глазах не было угрозы.
— Да, — ответил я. — На то была причина. А что, кто-то спрашивал?
— Нет, — сказала она. Возвратившись к столу, она села рядом и взяла меня за руку.
— Это только вопрос времени — кто-то все равно придет, — произнес я.
— Здесь ты не будешь в безопасности. В Остии тебя слишком хорошо знают.
Кивнув, я сказал, что уплываю.
— Вам не о чем тревожиться. Это была только моя обида.
— Реммий очень обеспокоен.
— Он меня выдаст?
— Никто из нас тебя не выдаст. Мы любим тебя, Ликиск. Ты наш брат, наш сын, наш весельчак. Мы тебя не выдадим. Ты хочешь забрать свои деньги и вещи. Если тебе нужно еще, мы поможем.
— Нет, денег мне хватит. Я дождался Сабина. Он капитан корабля, и я уплыву вместе с ним.
— Надеюсь, это будет скоро — ради твоего же блага.
— Завтра или послезавтра. Но здесь я не останусь. Я знаю, что для вас это опасно.
— Мы будем по тебе скучать, Ликиск.
— И я по вас тоже.
Она поцеловала меня нежно, как мать целует сына. Она не плакала, хотя некоторые женщины прослезились. Реммий крепко пожал мне руку, сокрушаясь.
— В Риме мы могли бы стать богачами, Ликиск.
Я сдерживал слезы до тех пор, пока не покинул дом. В маленьком ящике подмышкой у меня была одежда, деньги и письма Прокула и Неемии.
Я старался идти неторопливо, не привлекая к себе внимания.
Нептун, словно сознавая грозившую мне опасность, послал туман, укрывший доки, когда я пробирался к «Тритону», спешил по сходням и бежал по сырой палубе. Лампа дружелюбно освещала тесное помещение каюты, где по решению Сабина я должен был оставаться до тех пор, пока «Тритон» не поднимет якорь и не выйдет в открытое море.
— Я записал тебя в команду, — сказал он, наливая мне чашу вина.
— Что у меня за должность?
— Помощник капитана, — сказал он, подмигивая. — Будешь следить, чтобы Сабину хватало вина, чтобы его каюта была чистой, и чтобы ему было с кем поговорить, когда развяжется его язык. Короче, будь рядом с каютой капитана, подальше от чужих рук и от чужих глаз — по крайней мере, пока мы не покинем Остию.