— Мира и любви, Прин! — крикнул Альф. — Мне минут двадцать, и я к вам.
— Тебе бы часть его рвения, — Октавиан наигрался с мечом, убрал его на место и отряхнул руки. — Чтобы добраться до гробницы Таноса, ты должна взять минимум пятнадцатый уровень мастерства.
— Пятнадцатый? Почему ты говоришь об этом только сейчас? — апатию с меня как ветром сдуло.
Римлянин хмыкнул:
— У тебя есть две недели, уж постарайся успеть.
Он меня ошарашил. Я за жалкие восемь уровней билась, как гладиатор с минотавром, долгие-долгие дни, а он предлагает в такой короткий срок проделать путь в несколько раз длиннее! Технически всего семь уровней, но учитывая, что опыт нарастает в арифметической прогрессии, времени уйдёт несоразмерно больше.
— А что будет через две недели? Важное затмение, без которого не попасть в гробницу?
Кстати, одно затмение действительно скоро произойдёт. В Кемете версии «Восхождения цивилизаций» они вообще бывают часто. Правда, расписания я не знаю, мне это Максик рассказывал.
— Не затмение, — ответил Октавиан. — Всё проще: в интересующем нас месте будет организована Нептуналия. Римский праздник в честь бога Нептуна. Мой связной выслал нам три приглашения, но вход лишь для тех, кто достиг пятнадцатого уровня, не меньше. За Легендальфа я не беспокоюсь, он шустрый малый, а вот ты…
— Я тоже шустрая. Особенно, когда дело касается праздников.
— Женщины… — протянул Октавиан, греясь на солнышке.
Римский праздник в самом сердце Кемета? Это интригует.
— А задание мне не дашь? Я бы заранее на награду посмотрела хоть.
— Неа.
Альф куда-то исчез вместе со своим нубийским приятелем, а шеренга рабов на моё счастье скрылась по направлению к городу. Отсюда его не видно, но я заглянула в карту. Как оказалось, Ахетатон не такой уж и большой, даже меньше Асуана, и дорог к нему вело на удивление мало, да и те отнюдь не государственного значения. Расположен в таком выгодном месте — центр страны, — а такая дыра! Полезла в энциклопедию за подробностями.
Итак, Ахетатон или иначе «Горизонт Атона» (наши с вами современники знают его, как Амарну), некогда величественный город Древнего Египта, успевший побывать столицей. Построен чуть менее тысячи лет назад до происходящих сейчас событий одним из самых необычных фараонов в истории царства. Звали его Аменхотеп IV, но впоследствии он взял себе новое имя — Эхнатон. Его женой была красавица Нефертити, а сыном (возможно, кстати, и не сыном) небезызвестный Тутанхамон. Эхнатон прославился грандиозными религиозными реформами, смог хоть немного упорядочить то разнообразие божеств, что расплодилось за тысячелетия, основал культ бога Атона (конечно же, в Ахетатоне), но прожил всего тридцать пять лет до того момента, как был убит. Скорее всего, именно убит. С его смертью Египет рухнул в анархию и нищету. Менее, чем через пятнадцать лет на трон Кемета взошёл бывший друг Эхнатона — военачальник Хоремхеб, не имеющий ни малейших законных прав на царствование. Эта завистливая жаба прокляла фараона-реформатора, объявив его еретиком, уничтожила культ Амона, а затем стёрла любые упоминания об Эхнатоне вместе с его городом. Ахетатон, просуществовавший всего пятнадцать лет, громили с ненавистью: разбивали и крушили великолепные храмы и дворцы, статуи и рельефы, а оставшиеся руины постепенно занесло песком… Вот такая печальная история взлёта и падения.
В самом конце главы стояла небольшая приписка от разработчиков «Машинити» — они допустили историческую неточность, оставив этот город нетронутым, но всё равно до былого величия ему очень далеко.
— Связной в Ахетатоне кто-то из богатых, да? — я спросила римлянина, закрывая энциклопедию. — Приглашения на праздники чужой страны не достаются за просто так.
— Да, она богата.
— Она?
Кое-что новенькое. Первым связным тоже была девушка, но она оказалась служанкой, ничего интересного, а тут явно не всё так просто. Что толкнуло знатную египтянку на сотрудничество с Римской Республикой? Уж точно не деньги и обещания лучшей жизни. Тогда, любовь? Не она ли та дама из задания капитана галеры «Разбитое сердце»?
Повернулась к Октавиану в ожидании подробностей. Он не особо хотел рассказывать, но кто может противиться просящему взгляду чёрных, как бархатная ночь, глаз египтянки?