Выбрать главу

Единственный вопрос, который она вполголоса себе задавала сейчас, ничуть не изменился за прошедшие сорок лет с 2015 года: как, по-вашему, что произойдет с Африкой, если прекратятся продовольственная помощь и экспорт? Как сумеют в таком случае устоять страны Экваториальной и Северной Африки? Ведь подобно всем вирусам, во множестве распространявшимся по планете в последние три десятилетия, вирус габонской лихорадки, как прекрасно знала Клео, был зоонозным, то есть передавался от животных к людям. Пытавшимся выжить обитателям Экваториальной Африки нечего было есть, кроме диких животных. И в своем отчаянии они поедали мертвую плоть последних приматов, любую убитую дичину, заражаясь и передавая дальше смертоносный вирус, зародившийся в колониях летучих мышей, так же изгнанных из привычного места обитания и, таким образом, ставших распространителями пандемии, не представлявшей опасности, пока носители ее оставались у себя дома.

Вторжения в экологические системы всегда бросают нам вызов и больно огрызаются. Однако Клео также была уверена в том, что отмщение задумали не только летучие мыши. Задумали… впрочем, подходит ли это слово к процессу, разворачивавшемуся у нее на глазах? Обладает ли разумом столь огромное множество? Или биосфера представляет собой независимый живой космос, который трудно приравнять к нашему слабому и несовершенному сознанию… разве можно атом с обращающимися вокруг него электронами уподобить огромной, окруженной лунами планете?

На экране ученый комментатор из Рима указывал на иронию ситуации: вымирает еще один ближайший к нашим предкам вид животных, причем недалеко от того места, где род человеческий обрел жизнь. Попутно он приравнял влияние человека на Землю вирусу гриппа, заразившему восьмидесятилетнюю женщину. Сравнению этому было, по меньшей мере, шестьдесят лет. Какой смысл заново вводить его в употребление. Метафоры всего лишь придают ужасу новую форму, однако не могут изгнать его?

Волна жары, лесные пожары в Европе, голод в Китае, рост напряженности между Индией и Пакистаном захватили и монополизировали все новостные программы, которые она видела в последние месяцы. Хорошо, что о гибели последних человекообразных хотя бы кратко упомянули в поздние вечерние часы. Впрочем, и эта новость скоро затерялась за новыми сообщениями о новом смертоносном вирусе, на сей раз обнаруженном в Гонконге и пока еще не получившем имени.

Скорбные новости, повествующие о бесконечных этапах развития катастрофы, мерцали и вспыхивали во влажном воздухе гостиной Клео, глядевшей в окно – на черный прямоугольник горячей тьмы. До нее доносился теплый запах пены высокого прилива. Шторы с тем же успехом можно было счесть вырезанными из мрамора. В бухте не было ветра – даже самого слабого. Всюду, внутри комнаты и вовне, царила тишина.

Пожилым людям, таким как Клео, медики рекомендовали не выходить на улицу и соблюдать покой даже ночью. В такие жаркие дни их тела не успевали остыть. Уже три месяца жара в Европе собирала свою жатву среди стариков. И так каждый год на всем континенте и окружающих его островах. Однако то, что она обнаружила в нескольких милях от собственного дома, имело существенно большее значение, чем все, о чем упоминалось в новостях.

Женщины из ее семьи, видные ученые и экологи, чьи фотографии выстроились рядком на ее серванте, верили в то, что осквернение планеты бездумным ростом населения пробудили нечто настолько великое, что для него у нас даже не было меры. Сама ненасытность рода людского бросала природе вызов, сильнейший после массового вымирания на границе мелового и третичного периодов, происшедшего шестьдесят пять миллионов лет назад. Жизнь не может быть тихой и пассивной; хищник всегда услышит писк взывающего о помощи младенца.

Клео понимала, что мир не может более оставаться прежним. Не может – после того как огромные поля вечной мерзлоты на Аляске, в Сибири и Канаде разом выпустили в воздух свой ужасный и давно сдерживавшийся выдох. Высвободившегося количества метана и двуокиси углерода было достаточно для того, чтобы аннулировать и превзойти все намеченные меры по ослаблению оранжерейного эффекта. Леса и океаны поглощали теперь много меньше углекислого газа. Контуры обратной связи превратились в удавку, накинутую на горло человечества.

Средняя температура на планете возросла на три градуса по сравнению с 1990 годом. В высоких широтах рост ее составил целых пять градусов. И девять миллиардов пар ладоней начали теребить тонкую проволоку, начавшую стискивать их горла, причем некоторые с большим отчаянием, чем остальные. Иногда в дневной дремоте Клео как бы ощущала, как бьются в пыли девять миллиардов пар ног, по мере того как натягивается удавка.