На рассвете Марк принес из коридора охапку дров, разжег печку. Огонь зарычал в трубе, изгоняя накопившийся за ночь холод. Колибри наблюдала за ним. Ей было смешно. Такой неуклюжий — за все цепляется, расплескивает воду, похож на медведя в своих меховых сапогах.
«Марк!» — позвала она.
Он наклонился к ней. Ее руки появились из-под одеяла, охватили его шею. Поцеловав голые руки девушки, он укрыл ее до подбородка.
«В комнате так холодно, что Колибри может отморозить крылышки», — сказал он.
В голосе уже не было прежнего тепла; девушка почувствовала перемену.
«Нам предстоит расстаться, Колибри. На короткий срок», — сказал он. — «Я уеду, но скоро вернусь. До отъезда я буду очень занят, боюсь, что мы не сможем встречаться часто».
«Но Марк, я не могу не видеть тебя. Мне без тебя совсем плохо, совсем тоскливо».
«Понимаешь ли, Колибри, мне придется работать по ночам. И днем много работать».
«Но ты и так приходишь только под утро».
«Это правда, но я не уверен, что до отъезда я буду часто приходить. Меня посылают туда, где будет строиться Большой Город».
«У вас в России всё или большое, или великое», — тихо сказала девушка. — «Перед всем этим человек себя совсем козявкой чувствует. Если ты не можешь, тогда я буду приходить к тебе».
«В моей комнате не только Колибри, но даже ворона не выдержит, так в ней холодно. Живу в доме с центральным отоплением и в чудовищном холоде. Отопление никогда не работает».
«Всё равно, я буду приходить к тебе», — шептала девушка. — «Я буду греть тебя. Хорошо?»
Марк неловко повернулся, и с ночного столика посыпались мелкие вещицы. Упало и разбилось зеркало. Какие-то шпильки, приколки, флакончики — всё оказалось на полу. Он опустился на колени, собирал всё это.
«Разбилось зеркало!» — тихо и печально проговорила девушка. — «Это очень плохая примета».
«Примета моей неуклюжести, не больше!» — сказал Марк. Ему под руку попалась крупная голубая брошь, которую Катя носила на воротнике кофты. На ней — колибри из голубого камня. Раскинула крылышки и раскрыла клюв, словно издает радостный крик. Марк загляделся на эту вещицу, перешедшую к Кате от матери.
«Из-за этой брошки, я назвал тебя Колибри», — сказал он. — «Птичка показалась мне такой же радостной и светлой, как ты. С тех пор ты для меня — Колибри».
«Знаешь, Марк, мама говорила, что колибри приносит счастье», — сказала девушка, начиная одеваться.
Уже было мутное утро, когда Марк вышел из домика. Мимо проходил китаец в белой шубе и длинноухой шапке. Марк вдруг почувствовал: кто-то смотрит ему в спину. Он обернулся, но китаец удалялся, глядя себе под ноги.
Марк во власти новых забот — подготовка первого транспорта к Большому Городу. Виноградов возложил на него трудную задачу — экипировать людей. Марк устраивал повальные обыски на складах учреждений. Найденные вещи, нужные для транспорта, правдой и неправдой он получал для Виноградова. Трест заготовки мехов долго отбивал его атаки, но должен был сдаться. После нескольких заседаний у Вавилова, просьб, требований, угроз меха были отданы для строительства, и из них начали шить спальные мешки. На складе экспортной конторы было с сотню женских шубок из голубой белки. Они висели длинным рядом в холодном складе.
«Какие замечательные!» — радовался Марк.
Начальник конторы заверил:
«Первый сорт. Заграницей очень ценятся».
Но Марк любовался ими вовсе не по этой причине. Начальник конторы трагически воздел руки, когда услышал, что он хочет получить их для строителей Большого Города, которые и представления не могут иметь, какие на самом деле это замечательные шубки и как важно выполнить экспортный план.
В тот же день начальник конторы стоял перед Вавиловым и, вытирая пот с лица, твердил:
«Не могу, товарищ секретарь крайкома, не могу. Хоть зарежьте — не могу! Валюта это. Под суд пойду, если отдам эти шубы внутреннему рынку».
Вавилов, через Москву, получил и валютные шубы.
В один из тех дней, Марк имел очередную стычку с Южным, вторым по рангу чекистом на Дальнем Востоке. Был это человек рыжий, жирный и для всякого мундира оскорбительный. Марк был знаком с ним с первых дней в Хабаровске, и всегда он вызывал в нем смешанное чувство удивления и неприязни. Пост Южного не маленький, но сам он был какой-то мелкий, крикливый и неприятный. Марк теперь пришел к нему всё с тем же делом — экипировку для строителей Большого Города искал. Южный принял его. Сидел в кресле, заполнив его до отказа опарой своего бесформенного тела.