«На складе пограничных войск имеется много полушубков и валенок. Дайте их строительству Большого Города», — сказал Марк.
Южный завозился в кресле, недовольно засопел.
«Вы, Суров, знаете, что у нас много полушубков и валенок?» — спросил он. — «А откуда знаете? Вы наблюдаете за тем, что поступает на наши склады?»
Марк старался сдержать раздражение.
«Скорее наоборот. Это ваша обязанность наблюдать за мной, а не моя за вами», — сказал он. — «Вавилов справлялся в вашем отделе снабжения и ему сообщили, что теплая одежда имеется, вот он и послал меня».
«Ну, и что? Вы, Суров, в роли няньки при Виноградове состоите?»
«Я выполняю партийное поручение, а Виноградов в няньке не нуждается. Речь сейчас о полушубках и валенках, а не о нем».
Марк злился. Думал о том, что этот самый Южный возил Виноградова в Москву с его проектом. Охотно играл роль соавтора. А потом Виноградова освободили, и Южный уже ненавидит его. По потерянному соавторству скучает.
«Ни полушубки, ни валенков я вам не дам», — крикливо сказал Южный, а когда он кричал, все падежи русского языка у него произвольно смещались. Он сидел в новеньком мундире, который не сдерживал его расплывающегося киселеобразного тела. Марку стула не предложил.
«Вы ничего не получите», — кричал он. — «Может быть вам хочется знать, сколько у нас пограничных войск? Вы думаете, мне неизвестно, что вы сегодня были на армейской базе? Устанавливать военные запасы на нашем языке называется шпионажем. Понятно вам это?»
Марк посмотрел в узкие, заплывшие глаза Южного, увидел в них злость, сам злостью наполнился, но сдержался.
«То, что вы сейчас сказали, глупая шутка», — сказал он. — «Партия знает меня не хуже, чем Южного. На военных базах я был, и от вас поеду к командующему армией. Уверен, что он иначе отнесется к просьбе, чем вы. Можно подумать, что для вас безразлична гибель людей в пути».
«Мне это будет не безразлично, когда они погибнут», — крикливо сказал Южный. «Если погибнут, вы и Виноградов поймете, насколько мне это не безразлично».
После Южного, Марк пошел в штаб армии. Подтянутый адъютант облил его голубым сиянием глаз. Эти глаза, должно быть, предназначались девушке, но произошла ошибка, и они были даны человеку, затянутому в мундир. Может быть, адъютант стыдится своих девичьих глаз, и потому хмурился так сурово. Пригласил он Марка следовать за собой и провел в кабинет командующего. Блюхер дружелюбно улыбнулся навстречу, Марку сразу стало легко и просто изложить просьбу.
«Я не осмелился бы беспокоить вас, Василий Константинович, если бы не крайняя нужда», — сказал он.
«Знаю, всё знаю», — прервал Блюхер. — «Вавилов со мной говорил, просил помочь. Не легкая это задача, мой друг. Даже для командующего особой краснознаменной не легкая. Впрочем, нам легких задач вообще не оставлено, даже пара валенок становится проблемой чуть ли не всесоюзного значения. Но всё, что могу, сделаю».
Блюхер сказал синеглазому адъютанту:
«Дайте телеграмму, посланную наркому».
«Я придумал вот что», — сказал он Марку. — «Мы объявим первый транспорт к месту строительства военизированным походом. В Москве это любят. Это даст нам право выделить обмундирование».
Адъютант принес копию телеграммы.
«Но здесь речь идет о трехстах пятидесяти комплектах зимнего обмундирования», — сказал Марк, прочитав. — «От нас же требуют, чтобы первый транспорт был в тысячу человек».
«Знаю! Но просить тысячу комплектов, наверняка не получить ни одного. Поверьте мне, что это так».
«Вы не представляете себе, Василий Константинович, как много значит ваша помощь», — сказал Марк.
Блюхер улыбнулся. У него было несколько бледное лицо, широко поставленные глаза, и когда он улыбался, то щурился, и оттого казалось, что он сам радуется своей улыбке.
«Теперь давайте поговорим о другом», — сказал он. — «Ведь вы брат Корнея Тимофеевича?»
«Д а».
«Как поживает старый рубака? Постарел? Когда-то мы с ним вместе воевали».
«Он счастлив», — сказал Марк. «Или я надеюсь, что счастлив. Влюблен в службу, ничего больше знать не хочет. Любит говорить, что у лошади голова большая, пусть она и думает».
Блюхер развеселился.
«Узнаю», — сказал он. «Узнаю Корнея Тимофеевича в ваших словах. Он всегда был такой… незадумывающийся, непосредственный. Чудесный товарищ. Будете писать, передайте ему мой привет».
Марк шел по улице. Морозный воздух был чист и прозрачен, к небу тянулись столбы дыма из труб. Триста пятьдесят комплектов зимнего обмундирования делали его счастливым. Впереди из переулка показалась женщина в длинной шубе. Колибри. Никто другой в городе не носит такой смешной меховой шапки, похожей на шлем летчика. Она, должно быть, была у трех близнецов, изучающих японский язык.