Я посмотрел туда, куда он указывал и увидел как двое солдат, тащат в глубину леса какого-то полного высокого человека в городском платье с нахлобученным до глаз цилиндре, а третий подталкивает упирающегося мужчину штыком в спину.
– Эй! – весло окликнул их Ренье. – Вы что делаете, медведя поймали?
Солдат, подгонявший пленника штыком, повернулся на голос и, не отвечая на невинный вопрос, вскинул ружье. Опытный Жан-Пьер юркнул за березу, а я упал на землю и спрятался за бугорком земли.
– Ты это что? Мы свои! – опять крикнул сержант, но вместо ответа, мы услышали выстрел.
Пуля была направлена в меня и едва не попала в цель. Шутка оказалась не смешной, и мне самому пришлось браться за оружие. Я сбросил с плеча лишнее ружье и перекатился в канаву. Ренье тоже не терял времени даром и готовился к бою. Приподняв голову, я увидел, как два солдата свалили штатского на землю и, укрывшись за ним как за бруствером, целились из ружей в нашу сторону. Тот, что выстрелил первым, спрятался за деревом и перезаряжал ружье. Мне были видны только его плечо и нога. Его я и выбрал первой мишенью.
Почему-то я знал, как нужно стрелять из французских кремневых длинноствольных ружей, и без сомнений в правильности действий, взвел курок и, спокойно прицелившись, выстрелил. Целился я в бедро. Расстояние между нами было, совсем ничтожное, метров пятьдесят, потому промахнуться было сложно. Я и не промахнулся. Солдат закричал и выскочил из-за укрытия, чтобы тут же поймать пулю сержанта.
В ответ разом грянуло два выстрела и Ренье, выронив свое ружье, повалился на землю. Теперь оружие у солдат оказалось разряженным и я на непонятном рефлексе, толком не сознавая, что делаю, бросился к ним с саблей. Они разом вскочили на ноги и ждали меня, выставив вперед штыки, даже не пробуя перезарядить оружие.
Штыковое ружье в умелых руках достаточно грозное оружие, что бы бросаться на него сломя голову. Уже подбежав, я снизил темп и остановился от солдат в нескольких шагах. Теперь мы рассматривали друг друга, пока не начиная схватки. Оба солдата были чем-то похожи друг на друга, заросшие щетиной с воспаленными красными глазами и решительным выражением лиц.
– Убирайся, – закричал один из них. – Не лезь не в свое дело!
Мне предложение не понравилось, особенно после того, как они без предупреждения открыли стрельбу и убили моего нового товарища. Тем более что поворачиваться к ним спиной и ждать, когда они перезарядят ружья, было бы не самым правильным решением.
Лежащий на земле человек повернул ко мне лицо, посмотрел умоляющим взглядом, и что-то прошептал; солдаты пока на него внимания не обращали, напряженно смотрел на меня, ожидая дальнейших действий. Я же медлил, не зная как лучше их атаковать.
Будто почувствовав мою нерешительность, один из них сделал пугающий, ложный штыковой выпад. Между нами было достаточное расстояние, чтобы никак на него не реагировать, что я и сделал. Такое хладнокровие немного их смутило. Во всяком случае, второй предложил:
– Давай договоримся!
Я, может быть, и пошел бы на какие-нибудь переговоры, но не хотел обнаружить плохое знание французского языка и потому промолчал. Солдатом это не понравилось, и они незаметно переглянулись между собой. Чтобы понять, что дальше последует, не нужно было иметь семь пядей во лбу. Я напрягся, ожидая начала атаки, но она не случилось. За моей спиной ударил ружейный выстрел и тот тип, что предлагал мне переговоры, выронил ружье из рук и схватился за грудь.
Последний оставшийся герой, от неожиданности подпрыгнул на месте, и неловко перескочив через лежащего в ногах пленника, попытался проткнуть меня штыком. Однако сделал это плохо и медленно. Мне не составило труда отскочить в сторону и выбросить ему навстречу клинок. Ни остановиться сам, ни миновать меня он уже не мог, и острие сабли легко вошло в тело.
Только после того, как заколотый солдат повалился рядом с убитым раньше товарищем, я смог оглянуться, посмотреть, кто в него стрелял. За спиной никого не оказалось кроме моего сержанта. Он, опираясь на ружье, пытался встать на ноги. Я побежал ему на помощь.
– Это что такое делается? – обиженно спросил он меня. – Свои бьют своих!
Внутренне я с ним согласился. Меньше чем за час времени, после того как я очнулся, уже шесть человек оказались убитыми. Пока он говорил, я успел разглядеть, что пуля попала ему в плечо, и мундир на этом месте уже покраснел от крови. Он проследил мой взгляд и подтвердил:
– Чуть в сторону и убил бы. Поможешь мне найти лазарет?
Я отрицательно покачал головой, и объяснил знаками, что сам его осмотрю. Жан-Пьер сначала усомнился в моих способностях, но я напомнил ему о вылеченной голове, и у него не осталось выбора, как согласиться. Я очень не хотел лишаться спутника, который знает меня много лет и может подтвердить личность безо всяких документов. Тем более что мне импонировала твердая позиция сержанта в отношении к мародерам.
Почему я был так уверен в эффективности своего лечения, объяснить не могу, но то, что смогу ему помочь, сомнений не было. Бедолаге пришлось раздеваться прямо под дождем. Я помог ему стянуть мундир и нижнюю рубаху. Рана оказалась не опасна для жизни, но выглядела устрашающе и сильно кровоточила. Пуля большого калибра пробила плечо, выворотив на выходе мягкие ткани.
Никакого перевязочного материала у нас не было, пришлось вывернуть ранец сержанта в поисках поручных средств. Там нашлась бутылка какого-то крепкого напитка и сменная нижняя рубашка. Я оторвал он нее несколько полос и плеснул алкоголь на рану. Ренье закричал и потерял сознание. В этом был свой плюс, раненый не мешал мне обрабатывать и бинтовать рану.
Когда сержант очнулся, я уже не только его перебинтовал, но успел одеть и подержать над раной руки. У меня была полная уверенность, что это ему поможет. Открыв глаза, он гневно на меня уставился, и возмущенно воскликнул:
– Ты, что это со мной сделал?!
Однако, пошевелив плечом, свое мнение поменял. Его гневный взгляд, стал удивленным и он снова спросил, но совсем другим тоном:
– Ты что со мной сделал?
Я пожал плечами и приложил ему бутылку к губам. Сержант сделал несколько глотков, крякнул и довольно мне подмигнул. Я последовал его примеру. Жидкость оказалась крепкой и ароматной, скорее всего, это был коньяк. Закупорив бутылку, я собрал его разбросанное по земле имущество в солдатский ранец, поднял с земли два ружья и показал, что пора идти. Ренье поднялся на ноги, но уходить не спешил, смотрел на убитых. Только тогда я вспомнил о пленнике. Его на прежнем месте не оказалось, пока я занимался раной, он исчез по-английски, не прощаясь. Кстати, не поблагодарив за спасение.
– Нужно их обыскать, – сказал Жан-Пьер, патриотично добавив: – а то все достанется русским.
– Вот уж точно, никогда жадная, рациональная Европа не станет с нами ничем делиться! – почему-то пришло мне в голову.
Смотреть на убитых было неприятно, но так как спорить я не мог, пошел вслед за сержантом. Несмотря на ранение обыскать убитых он мне не доверил, сделал это сам здоровой рукой. В этот раз нам достались трофеи не в пример предыдущим, похоже, что покойные были профессиональными мародерами и брали только самое ценное. Однако рассматривать и делить добычу было недосуг. С моего согласия, сержант все три найденные кошеля положил в свой ранец, который пришлось нести мне. Пять ружей мы оставили «русским», тащить весь арсенал я отказался наотрез, взял только два.
Глава 2
На дороге творилось что-то невообразимое. Люди, лошади, пушки, повозки запрудили ее так плотно, что хоть как-то двигаться можно было только по обочинам. Однако там раскисшая от дождя земля превратилась в непроходимую жидкую грязь, в которой ноги тонули выше колен. Мой Ренье попытался выяснить, где марширует его четвертый корпус, но как обычно бывает в таких обстоятельствах, никто ничего не знал, все интересовались только собой. Идти в этом медленно движущимся потоке было просто нереально, и я предложил ему опять продвигаться лесом. Сержант только грустно на меня посмотрел, и, не ответив, махнул рукой. После потери крови он побледнел, шел с трудом, и даже перестал болтать.