— Просто физика в мозги просочилась и не дает покоя, потому что знаний не хватает, чтобы все вокруг переобъяснять. Как–то так.
— Всегда говорила — бросай свою физику хоть на недельку, съездим куда–нибудь. Другие же так делают.
Галина Александровна только рукой махнула. Слишком уж въелся в мозг многолетний распорядок: ранние подъемы, постоянная мозговая активность (как за нее хваталась в молодости!). Никаким отдыхом не вытравить. «Разве поймут они, нынешние!» — невольно думалось по–стариковски. Поймут, конечно. Это — почти все поймут, а для остального есть Костя. На вопросы он, правда, не ответит, но на то и нужен аналитический ум, чтобы всегда оставались вопросы.
Вернемся к началу: от чего «сходила с ума» все на своем веку повидавшая учительница и как так вышло, что нельзя было довериться никому из многочисленного семейства?
Все было просто — Галина Александровна не подозревала о существовании Степиного «Кодекса сверхлюдей» и каждый раз, когда очень уж хотелось, погружалась в бесконечные эксперименты с собственным мозгом.
«Вот ведь, — сама себе удивлялась она, — сказали мне: можно все, и стало можно. Как нигилисты девятнадцатого века. Или как будто высшая сила меня вдохновила: встань, мол, и иди. И ассоциаций–то нормальных не найдется!»
Галина Александровна, как истинный ученый, не постеснялась попробовать создать свой мир. Никаких препятствий не возникало: существа, места и структуры мироздания легко создавались с любого уровня и так же легко переносились из любого возможного мира (включая литературу и кинематограф). Вот только опирались они при этом на память создающего, поэтому получались кривенькие, ограниченные и неоригинальные (или это самокритика пришла?).
«Границы — сила мысли, — думала физичка. — Резонно. Больше, чем можешь вообразить, не получишь. Надо — учись». И дальше, неожиданно:
«Надо бы популяризовать эти способности, раз уж все равно на поверхности лежат. Тогда возникнет общество, иерархия которого базируется исключительно на способностях».
Одернуть себя: не бывает утопий. Умы бывают разные: кто–то блестяще решает задачи, но не может удержать в воображении ровный круг, у кого–то прекрасное пространственное мышление, но никакой творческой жилки, а у кого–то таланты во всех сферах, а практическая хватка на нуле, и приходится всю жизнь в симбиозе. Дальше, по логике, идет вывод о том, что человек — животное социальное и без общества не может, а изначальная тема ускользает.
И так почти каждый день. Полетать по мирам, попробовать себя в разных ролях, повертеть законами физики, а потом, вечерком, остановить время и думать, пока не уснешь, о том, как новая информация соотносится со старыми догмами. Где–нибудь во сне отпустить время, выспаться и начать новый день.
В школе, видать, уже шепчутся: «Физичка какая–то добрая. Случилось что–то?». Да, неправильно это — позволять людям оставаться без знаний, но сил нет вбивать что–то в их головы. Со своими бы мозгами разобраться.
Иногда «накатывает» светлая мысль расспросить «первооткрывателей», вместе подумать, что и как. Да и просто поговорить.
Глава 4
— Привет, писатель великий! — Костя материализовался прямо у Степы за спиной. — Думаешь, я тебя простил, а я тебе той же монетой плачу.
— Поподробнее… — попросил Степа.
— В общем, Степ, прости меня, но я случайно занялся распространением наших знаний.
— Учительнице–то? — спросил Степа.
— Откуда… — Костя аж задохнулся.
— А–а–а, — протянул Степа, — так ты книгу не читал?
— Ну, — понурился Костя. — Руки не доходили. А что?
— Уже можешь и не читать, — ответил Степа. — Все уже сбылось. А в конце там все то же, но на весь мир. Это уже элемент утопии, может и не считаться.
— Ясно, — ошалело произнес Костя. — Значит, убивать не будешь?
— За что убивать? — вздохнул Степа. — Я тоже учителям все рассказывал… пока были такие учителя. Но я своих, видимо, уже прос… Проворонил.
— Всегда же можно вернуться и…
— Можно, — кивнул Степа. — Пробовал. Я в себе что–то проворонил, причем многократно. Как выпущу человека из поля зрения, там попишу ему писем, подумаю несколько месяцев, как плохо без него, обвыкнусь — и не склеить уже. Прости, что вываливаю на тебя эту гнусь.