— Нет, все же вы меня простите. Дал волю своей ершистости, а потом не сообразил найти предлог и помириться. И, пожалуйста, пусть это будет последнее извинение в цепочке!
Еще говорили о том, что было бы, если бы Степа и Женя решились на такой же эксперимент — жизнь без способностей.
— У нас бы с вами ничего не изменилось, — рассуждал Костя. — Разве что вы не прочли бы Степиной книги и не попрекали меня компьютером в голове. А у них… Жили бы себе спокойно, ходили в походы, пробивались каждый к своей славе: у Степы писанина, у Жени, наверно, все же музыка. А может, и не познакомились бы, потому что теория вероятности такого обычно не допускает.
Настало время уходить, и Костя позволил себе немножко поактерствовать:
— Мир, точно? — спросил он, протягивая руку.
— Дружба, жвачка… — хмыкнула учительница, пожимая ее.
— Не люблю жвачку.
— Я и подавно.
Часть 10. Издержки утопии
Глава 1
Теория шести рукопожатий работать все никак не желала, но это вовсе не значило, что «обращенные» толпы стоило просто так сбрасывать со счетов. Они все существовали в разных параллельных вариантах реальности, возникших либо вследствие деяний «великой пятерки», либо спонтанно, с целью самосохранения мира. Представьте себе, что будет, если даже десять процентов земного шара получат сообразные их мозгам возможности? Если даже им хватит ума не развязывать чего–нибудь кровавого, все равно возникнет какая–нибудь доктрина о «высших» и «низших», и ничего хорошего из этого не выйдет. Мы, конечно, все очень толерантны, афроамериканцев не притесняем, а людей нетрадиционных ориентаций начинаем ругать, только когда зададимся целью купить себе джинсы, которые хотя бы чего–нибудь не обтягивают. Но все равно не искоренить в голове что–то первобытное о том, что они все же отличаются от нас.
Поэтому все «одаренные» вполне себе существовали и даже могли друг друга встретить, если задаться этой целью и вникнуть, как работает система распределения по мирам. Но, поскольку все, кто мог бы это сделать, еще не выбрались из лабиринта размышлений «Где реальность, а где моя субъективная ее версия», общение было возможно только по Интернету.
Поскольку автор, в отличие от героев, видит всю картину, было бы бессовестно не показать хотя бы часть ее. А если уж выбирать из всей массы, то, понятное дело, хочется показать нетипичные экземпляры — обратную сторону медали, если хотите.
Глава 2
На лице отсутствующее выражение, глаза устремлены вдаль, ноги меряют улицу, в голове музыка и вечные общечеловеческие вопросы — типичный образ мрачного гения.
Мрачному гению, как положено, лет шестнадцать, он как раз вышел на свою ежедневную прогулку — как и положено, в одиночестве, — включил в голове песню группы «ПилОт» под названием «Братишка» и принялся размышлять на волнующую его тему: откуда берут начало способности «богов от науки», как их надо и не надо использовать и почему их получают не те, кто хочет и может что–то сделать, а те, кому достанется.
Виноват был, конечно, плеер в голове: «Спи, братишка, я не знаю, почему мы все такие; спи, братишка, я не знаю, почему вы все другие…». В оригинале, помнится, оба раза было «мы», но так смысла было явно больше.
«Мрачный гений» — Илья, как и лидер «ПилОта» — нашел очередную песню, в которой он видел свою историю, и его это, как и обычно, не радовало. Впрочем, по порядку.
Как уже сказано, Илья был «богом от науки». Кто и что его обратило, не так и важно. Наверно, какая–то из Степиных книг. Наверно, он решил попробовать применить описанное там в жизни просто в шутку, чтобы убедить себя, что он безбашенный и немного сумасшедший. Потом он, наверно, сильно увлекся идеей и, восклицая: «О, дивный новый мир», ринулся обустраивать свою жизнь. А потом разладилось.
Во–первых, очень скоро победы, достигаемые с использованием «магии», стали казаться ненастоящими, хотя и говорил здравый смысл, что другим никто не мешает делать то же самое. Появилось ощущение, что он, Илья, паразитирует на людях, как раньше спекулировал на их чувствах, ударяясь (несознательно, честное слово) на людях в самокритику и, понятно, получая жаркие опровержения. Теперь все было проще и прямее.
Во–вторых, его способности не приносили пользы другим людям, миру, стране. Надо было бы что–то сделать, было бы даже несложно. Вот только попытки построить утопию всем хорошо известны своим неизменным концом, навязывать чуждым культурам свои блага и понятия о счастье было бы неправильно, круговорот веществ в природе должен был оставаться замкнутым, а благотворительным организациям доверять нельзя. Размениваться на мелочи типа помощи семье, знакомым и местным старикам Илья, может быть, и хотел бы, но характер у него был не такой, чтобы выдержать и выполнить хотя бы часть такой рутинной и требующей терпения работы. Вдобавок — чего Илья не знал, — большая часть помощи, которую никак не уместить в стандартные двадцать четыре часа суток, пошла бы в параллельные реальности и не очень улучшила бы мир.