Кайнз, дежурный офицер станции дальнего обнаружения, мучился похмельем, слабо дрожа в своём кресле.
– О Боги! – Стонал он, пользуясь тем, что кроме него в крохотной рубке никого не было: – Ну скажите, Ушедшие, отчего, во имя чего вы так сделали?! Если вчера было хорошо, то почему сегодня так плохо?!
Его жалобы имели под собой основание – вечер, затянувшийся почти до самого утра, был насыщен обильными возлияниями, при почти полностью отсутствовавшей закуске. Что поделать – Хавасы, будь их семя проклято несчётное количество раз, предали огню большинство аграрных миров, используя Голод, это жестокое божество, для усмирения особо мятежных миров. То, что при этом страдали остальные, старавшиеся быть лояльным им не только на словах, новых повелителей галактики не интересовало. Да и что может значить смерть местных, самой Жестокой Звездой назначенных им, даже не в рабы, а во что-то ещё более низкое?
Впрочем, Кайнз, и в прошлые годы не очень-то доверявший пропаганде, к подобным новостям относился скептически. Пропаганда же, вещавшая, хотя вернее сказать – верещавшая о подобных злодеяниях, исходила из офиса Губернатора, который, судя по сытой морде, регулярно мелькавшей в местных новостях, явно не голодал.
Но факт оставался фактом – если с выпивкой, обильно покрывавшей столы кабаков, проблем не было, то вот с едой проблемы были.
От голода, разумеется, никто не умирал, но, господа, согласитесь, закусывать неплохое пойло протеиновым батончиком! Уж лучше тогда дать обет трезвости и немедленно утопиться, чем так опошлять высокое искусство алкоголизма, покровительствуемое не кем иным, как весёлым Бахусом, да будет кубок его вечно полон!
Другой причиной, не менее первой дававшей основания его жалобам, был тот факт, что вахта, обрекшая его на страдания, была внеплановой. Будучи вполне дисциплинированным специалистом, Кайнз, ни за чтобы не позволил себе заявиться на службу в подобном состоянии. Но видно богам, сгинувшим, но тем не менее продолжавшим развлекаться с человеческой натурой, было угодно пошалить. Его напарник, Малик, чья вахта сейчас шла, крайне неудачно упал, подвернув ногу, и дежурный по станции, недолго думая, ткнул пальцем в следующего по списку, коим и оказался наш страдалец. Отговорки и даже анализ крови, сделанный дежурным медиком, не помогли. Старший офицер смены, одной рукой отгоняя волны перегара, покопавшись в кармане свободной, протянул ему пузырёк с антипохмелином, после чего, уже обоими руками прижимая к лицу источавший тонкие ароматы платок, молча дёрнул головой в сторону двери. Истолковать этот жест по-иному кроме как – вали дежурить, было нельзя и Кайнз, вздохнув и выдохнув в сторону начальника особо едкий поток, поплёлся в рубку, призывая на голову Малика кары Богов и Хавасов одновременно.
Антипохмелин, к слову, не помог и несчастный дежурный дрожал в своём кресле, следя за стрелками часов, отмерявших так медленно ползшие минуты.
Делать было нечего, что, в принципе и объясняло решение старшего, при других обстоятельствах никогда бы не допустившего до вахты оператора в подобном состоянии.
Экран, на котором высвечивались названия кораблей, ушедших на промысел, был почти пуст – сезон сбора урожая закончился, а с ним пропали жирные конвои, состоящие из транспортов, чьи объёмистые трюма были набиты едой или запасными частями, необходимыми для работы уцелевших ферм. Второе было, пожалуй, даже ценнее самой еды – мастера Курага с лёгкостью превращали предметы самого мирного назначения в смертоносные орудия и снаряды.
Ещё раз покосившись на короткий список кораблей, Кайнз, осторожно пошевелился отыскивая то самое, золотое, положение, обещавшее если не убрать боль, то хоть притупить её неумолимые волны.
– О, Боги, – прошептал он далеко не в первый раз и чуть довернув голову с тоской посмотрел на дверь, ведущую из рубки. Там, за комингсом, начинался недлинный коридор, идя по которому можно было попасть в Центральный Пост. Но ни Центральный, ни Старший, находившийся в нем, сейчас Кайнза не интересовал.
Прикрыв глаза, он представлял себе, как перешагивает порог, как бредёт по коридору, придерживаясь за приятно холодящий руки поручень.
Вот и заветный изгиб стены, открывавший вид на лестничный проём.
Теперь осторожно, не отрываясь от надёжного метала, спуститься вниз по крутым ступенькам… Ещё несколько шагов прямо, затем поворот налево и вот! Она!
Заветная дверь, ничем не выделяющаяся в ряду себе подобных.
Откатить створку в сторону, шагнуть внутрь, втягивая носом знакомые ароматы, обещающие избавление от страданий, ещё пару шагов и…