Я стоял посреди тюремного двора босой, в одних штанах, с пустым желудком, но зато с папиросой в зубах и местным палачом под боком.
Не, ну а что. Жизнь-то налаживается!..
— Да… — глубокомысленно проговорил тут палач, глядя в небо. — Вкус родины — это великая магия! С ним преображается даже такое безвкусное дерьмо, как твои папиросы…
И, бросив себе под ноги недокуренную сигарету, потянулся за своим вкусом родины и портсигаром.
Глава 6. То яма то канава
Мое новое место работы носило говорящее название — «Ямы».
В Ямах содержалось сто пятьдесят восемь постоянных заключенных, и к ним то добавлялись, то убавлялись два — три хулигана-«штрафника». Обычно это были жертвы дружеских попоек, переросших в драку, любители пощупать чужих женщин и осквернители склепов, которые неудачно одолжили у покойников оставленные на надгробиях вино и хлеб.
И всех этих людей полагалось кормить два раза в сутки: жидким супом и кашей, будь она неладна. Так что когда Хельд, презрительно усмехаясь, показал мне огромную лохань с их мисками, я даже обрадовался, что с утра так и не поел.
Это была жесть.
Похоже, плошки заключенных никто никогда не мыл. Их просто сбрасывали в лохань с водой, как сейчас, а потом из нее же доставали и накладывали новую порцию. Короста из потемневшей каши на мутных ржавых стенках выглядела, как неизлечимая болезнь. По сравнению с ними ложки и кружки смотрелись почти стерильными, хотя их желтоватый налет был липким даже на вид.
— Ну что, приступай! — хмыкнул Хельд. — А я скажу на кухне, чтобы на тебя обед сделали.
Насвистывая, он отправился прочь.
— Эй, а где можно взять кипяток? — крикнул я ему вдогонку.
— Что есть, тем и помоешь! Кипяток ему еще, — буркнул Хельд.
Вот ведь скотина.
Я окинул взглядом фронт работы.
Две бочки с холодной водой, ведро и гора грязной посуды.
Прямо как после вечеринки на даче у родителей в пору моего студенчества. И ничего, пережил ведь!
Главное — подготовиться к мытью с умом.
Я натаскал себе песка, навязал из травы мочалок и, стараясь не внюхиваться в кисловатую вонь прокисшей еды, занялся делом.
Один из проходивших мимо стражников, хмыкнув, оценил мои старания. Сунув руку в одну из бочек, он попыхтел, напрягся до красноты в лице и, подмигнув мне, отправился дальше по своим делам, оставив мне горячей воды.
И вот тут дело пошло куда веселее!
Чистые и блестящие жестянки я собирал ровными аккуратными стопками по десять штук и раскладывал на траве.
Но, несмотря на все мои старания, к вечеру я справился только с плошками и половиной кружек, остальные все так же мутнели своими противными желтоватыми боками.
После кормежки заключенных я не поленился и хорошенько перемыл все сразу, пока снова не засохло намертво.
А потом из кухни принесли котлы, и я почувствовал себя Золушкой.
На душе стало тоскливо.
Мать вашу, да я закончил физтех!..
Но потом из пыточной раздался такой душераздирающий вопль, что я поспешил заняться чисткой котлов. Песок весело скрипел по боковинам, и этот звук хоть немного, но заглушал пронзительные крики.
Я не хотел думать о том, что сейчас происходило в пыточной, и чем занят мастер Гай. Как бы там ни было, помочь хоть чем-нибудь несчастному приговоренному я не мог. Так что оставалось только сконцентрироваться на нашем пылком любовном треугольнике: я, котлы и пригоревшая каша.
Вонючая липкая хрень постепенно отдиралась от стенок и дна, и в конце концов я так увлекся своим квестом, что даже не заметил, как кто-то подошел ко мне.
— Гляжу, ты справляешься, — услышал донесся до меня из-за плеча знакомый низкий голос.
Это Гай зашел навестить меня перед уходом домой.
— Да я тоже так думал, пока вот эту хренотень не принесли! — мрачно отозвался я.
— Ничего, — подбадривающе отозвался тот. — Глаза боятся, а руки — рубят. Покурим?
— Давай.
Мы уселись на траву и дружно затянулись сладковатым дымком — каждый своим.
— А я, знаешь, сегодня порол одного… Десять ударов плетью всего, понимаешь? Дел-то на пять минут. Казалось бы — будь вежлив к окружающим, просто постой себе тихо, и топай с миром… Так нет же. Как он орал!..
Я шумно выдохнул.
— Да уж, я слышал…
— Еще бы ты не слышал. Мне кажется, его и покойники в склепах услышали и проснулись. До сих пор у меня все в ушах звенит.
— Мне даже подумалось, ты там кожу с кого-то живьем снимаешь, — признался я. — Мне надо там прибраться после тебя?