Из жилого корпуса, грохоча сапогами по ступеням, один за другим выбежали во двор наши оставшиеся ученики. Выхватив, наконец, один из тяжеленных мечей, я ринулся вместе со всеми к въездным воротам.
Сквозь птичьи вопли мне почему-то отчетливо послышался зловещий мужской хохот.
А у ворот между тем творилось что-то несусветное.
Железный насест нашей лысоголовой курицы был пуст. Бедная птица больше не сидела на ограде, она билась по ту сторону кованого забора в руках у всадника. Всадник был здоровый, как Портос. Лошадка под ним, коротконогая и пятнистая, как корова, почему-то больше походила на несчастного осла. Гриф яростно хлопал крыльями и ритмично дергал шеей, как механическая игрушка. Но здоровенный мужик крепко держал его за лапы и хохотал во всю глотку, сверкая на солнце медно-красными космами и такой же бородой.
— А ну-ка отпусти символ нашей школы! — проорал Берн, и его вопль удивительным образом перекрыл и хохот безумного всадника, и вопли грифона.
Он рванул меч из ножен и угрожающе добавил:
— А то сейчас вместе с ним на насест сядешь!
— Да ладно?! — со смехом воскликнул толстяк, не выпуская грифа из руки. — Ну, давай посмотрим, кто кого…
Берн обернулся на старших в поисках разрешения поставить этого беспардонного гостя на место. И в это мгновение от свободной руки всадника сквозь прутья ограды протянулась узкая дымно-белая лента. Она обвилась вокруг Берна, как щупальце, и в одну секунду подняло его вверх над землей.
Берн зарычал — от злости и ярости. Пламя вспыхнуло вокруг него, как факел — яркое и настолько мощное, что даже с расстояния было слышно, как оно гудит.
— Берн, нет!.. — крикнул я, догадавшись седьмым чувством, что сейчас произойдет.
Щупальце на мгновенье замерло над железным насестом нашего грифа, и этот птичий трон из-за огненного марева тут же покраснел, раскалившись…
А потом белая лента разжалась.
Берн шлепнулся задницей на грифоново место.
— А-аааа! — заорал во всю глотку мой бедный соратник.
Один из старших учеников, чье лицо было обезображено ожогом, резко вскинул руку вверх. Под его ладонью синим светом засияли странные символы, и на ворота обрушилась водяная волна. Тысячи мелких брызг засверкали на солнце. Они сплошным потоком полились на раскаленный металл, на моего умолкнувшего товарища и водопадом обрушились на красноголового. Тот закрылся рукой, выругался, выпуская из руки бедного грифа. Взметнувшись вверх, огромная птица устремилась на свое место, метя своим металлическим задом прямо в голову Берну.
Тот опять заорал, дернулся в сторону, уклоняясь от освобожденного символа школы, и свалился с насеста вниз, прямо в образовавшуюся у ворот лужу.
Водяной поток иссяк. Белая дымка пара медленно тянулась вверх, как облако. Красноголовый отплевывался, вытирая лицо. Берн, тяжело дыша и ругаясь, копошился в грязи, потирая зад.
— С возвращением домой, Крис! — раздался из-за наших спин голос Януса.
Ворота со скрипом открылись, и всадник, роняя по пути воду, как дождливая туча, въехал на территорию школы.
Глава 24. Предчувствие беды
Как и обещал Та’ки, утро выдалось занимательным: в стены альма-матер потянулись подмастерья.
Примерно через полчаса после громкого прибытия Криса, прозванного Тихим, в школу приехала красивая пара — высокий темноволосый мужчина и такая же высокая темноглазая девушка. Приехали они обыденно и без лишнего шума, в отличие от своего предшественника. Но зато уезжали впопыхах и в черном дыму, потому что Ян после беседы с ними взбесился настолько, что на полном серьезе угрожал прибить нахрен. И, если бы не вмешательство нашего бога, прикрывшего их отход, кто знает, чем закончилось бы дело.
Как оказалось, эти двое решили разорвать отношения со школой, и Янус воспринял это как личное предательство. Что, возможно, так и было.
Едва продышавшись, мы уже встречали следующего гостя.
На этот раз в школу вернулся подмастерье по прозвищу Быстрая Тень. Конечно, кроме прозвища у него имелось имя, но то ли никто его уже не помнил, то ли имелась какая-то особая причина не произносить это имя вслух — в любом случае, мы его так и не услышали. Это был еще совсем юный на вид и болезненно хрупкий парень с белоснежной кожей, синевой под глазами и бледным, безжизненным ртом.
И пока вокруг Быстрой Тени кружили любопытные первогодки и второгодки, я спросил у Майи:
— Слушай, а сколько всего подмастерий у школы? Мы много еще народу ждем?
Девушка посмотрела на меня с каким-то странным выражением лица, похожим на смесь разочарования и раздражения, но ответила спокойно: