Белая черепушка Смерти со скрипом развернулась на сто восемьдесят градусов.
— Клешню убрал!
— Экие мы сегодня суровые, — проворчал Харон.
— Все, мы уходим, — вмешался я в их тет-а-тет, взял лепешку, перехватил у ангела весло и направился к двери, пока никто не передумал.
Харон двинулся следом за мной.
Я шагнул в коридор, и…
Стоило только мне переместиться за порог, как все вокруг преобразилось.
Больше не было ни дверей, ни стен, ни потолка. Я стоял на сумрачном берегу черной реки, и в лицо мне дышал теплый ветер, пахнущий болотистой водой. Абсолютную тишину нарушал только мягкий плеск волны под берегом. Низкое темное небо казалось затянутым дождевыми облаками — нигде ни звездочки, ни просвета.
Хотя, о чем это я. Какие звездочки в подземном царстве мертвых.
— Как здесь тепло и… пустынно, — озадаченно проговорил я, расстегивая куртку. — Мне почему-то всегда казалось, что тут вечная толпа должна быть.
— Она тут и есть, — ответил Харон, забирая у меня свое весло. — Просто ты не видишь.
— Почему? — огорчился я, будто нарвался на боевик, где все самое интересное безбожно размыли цензурой.
— А зачем? — пожал костяными плечами Харон. — Смерть — дело приватное, так сказать. Интимное. Вот вы и не видите друг друга, чтобы насладиться моментом в полной мере. Сюда! — позвал он, указывая рукой на узкую тропинку, ведущую промеж двух холмов вниз, к реке, где в ожидании рулевого и пассажира покачивалась большая черная лодка.
Мы спустились к самой кромке воды, и Харон первым взобрался в лодку. Та даже не колыхнулась, когда он ступил в ее полое брюхо.
Потом в нее шагнул я — осторожно, ожидая привычной в таких случаях зыбкости новой опоры.
Но лодка не дрогнула подо мной тоже. Харон легко оттолкнулся от берега веслом, и мы поплыли вниз по течению.
Прижимая к себе лепешку, я, как завороженный, смотрел на блеск черной воды. Я не понимал, что за свет отражается от волн, но это не имело никакого значения. Глянцево переливаясь, волны плескались нам под борта и в серую кромку пустынного берега. Постоянное движение бликов гипнотизировало. Хотелось просто сидеть и плыть, плыть вперед — и чтобы это никогда не заканчивалось.
— Не гляди в нее так пристально, — предостерег меня мрачный лодочник. — Ей может показаться, что ты несчастен из-за гнета своих воспоминаний. И тогда она заберет их себе.
— Река разумна? — удивился я.
— Стикс — не совсем река, — пояснил мне Харон. — Вернее, не только. Ты не знал? Лентой черной воды ее сделал Зевс. А до того Стикс была богиней, молчаливой дочерью титана Океана.
— За какой же проступок Зевс превратил ее в воду? — удивился я.
— Не за проступок, а за свою верную службу, — с грустным вздохом ответил мой спутник, почти нежно касаясь веслом толщи воды. — Она была одной из тех, кто поддержал великого громовержца в его битве за престол. И в качестве благодарности за услугу она попросила у Зевса право дарить утешение и покой всем, кто страдает. Добрая была душа! Вот он и подарил ей такое право, превратив в реку забвения.
Я только развел руками.
— Вот это божественная благодарность!
— Увы, — хмуро отозвался Харон.
— А ты… знал ее? — осторожно поинтересовался я. — До того, как Стикс стала рекой?
— Я был ее верным слугой всю свою жизнь, — отозвался лодочник. — И остаюсь таковым до сих пор. И пускай испарения мертвой воды разъели мне плоть и теперь медленно пожирают мне кости, я не уйду со своего поста.
Я изумленно посмотрел на Харона.
Никогда в жизни я не задумывался, что удерживает его на этой мрачной службе без отдыха и выходных.
— А… Есть хоть какая-то надежда вернуть ее прежний облик? — спросил я.
— Едва ли.
— Но тогда… какой в этой верности смысл? Думаешь, она бы хотела, чтобы ты живьем истлел в этой лодке?..
— Смысл есть вот здесь, — Харон постучал костлявым пальцем по голове, укрытой капюшоном. — Кем или чем бы она не была, я не оставлю ее — по крайней мере, до тех пор, пока жив. И не позволю никакому чужаку вонзать в ее воды весла абы как, безо всякой жалости и должного почтения.
— Ясно, — проговорил я, усилием воли заставляя себя не смотреть на магнетизирующую гладь черной воды. — Слушай, ты это… Извини, если что. За ту попойку. Не знаю, кто тебя на нее притащил, но почему-то чувствую и свою вину за случившееся. Тебе от Аида сильно потом прилетело?..
— Прилетело? — удивленно переспросил Харон. — Вообще-то это он меня туда и отправил. Так сказать, на разведку. Мол, что за пойло там боги живых так распробовали, что Дионис в его честь стихи написал?