Но меня встретила только тишина. Вдоль стен стояли массивные подсвечники. Язычки пламени горящих свечей чуть покачивались. А в центре огромного холла на мраморных престолах восседали две статуи метров по пять высотой, черная и белая.
Черным, конечно, был представлен сам Аид — с кудрявой бородой, блестящими рубиновыми глазами и каменных одеждах, ниспадающих изящными складками до пола.
Белая статуя изображала молодую женщину в таких же, как у Аида, одеждах, с длинными косами и цветочным венком на голове. С белого безразличного лица смотрели яркие голубые глаза.
В некоторой растерянности я осмотрелся по сторонам.
Никого. Только огромный пустующий зал и две статуи.
Я подошел к исполинам чуть ближе, и тут каменные лица засветились мягким желтоватым свечением, глаза зашевелились.
— Вот и для тебя настал важный час, смертный! — раздался громкий низкий голос. Огоньки свеч нервно дернулись, по залу волной прокатился шелест, похожий на шепот невидимой толпы. — Преклони колени, ибо вот…
Тут голос умолк, и по каменным лицам пробежали тени, искажающие их выражения.
— Вот и для тебя настал важный час!.. — снова с той же интонацией произнесла статуя Аида. — Для тебя… Важный… Важный час…
Я озадаченно моргнул.
— Для тебя… важный час… Преклони… Вот и для тебя… — голос повторял обрывки фраз, будто кто-то постоянно включал перемотку и запускал речь снова.
Тут в стене справа появилась большая двойная дверь. Створки ее распахнулись, и в зал стремительно вошла еще совсем юная девушка, которой едва ли можно было дать больше двадцати. В светлых джинсах, черной кожаной куртке, с синими волосами до плеч и футболке со здоровенной мордой какого-то демона на груди.
— Привет! — поздоровалась она, хватая меня за руку крепкой маленькой ладошкой. — Я — Персефона. Можно просто Сифа.
— Привет, — проговорил я, изумленно разглядывая королеву царства теней.
— Все это приветственное фуфло не рассчитано на твой случай, так что не трать свое время и пойдем со мной, — заявила она и потащила за руку к двери.
— Как скажешь, — отозвался я, подчиняясь.
— Ты ведь живой, правда? Я спрашиваю, потому что не очень разбираюсь. Это муж у меня реальный профессионал по покойникам. За месяц может сказать, кому Мойры обрезание сделают, и даже причину смерти увидит! А я — так, только по верхам смотреть умею.
— Да, я к вам с временным визитом, — не стал я юлить перед королевой. — По крайней мере, пока.
— Ну и славно! — воскликнула Сифа, толкая двустворчатые двери. — А то у моего опять зимнее обострение. В такие моменты общение с мертвыми душами уже само по себе повергает его в депрессию, а из-за тебя он бы вдвойне расстроился.
— Почему?
— Потому что ты его интересуешь прежде всего живым. Больше не спрашивай — не расскажу. Сам скажет, что посчитает нужным.
— А почему вдруг депрессия от мертвецов? Профессиональное выгорание? — спросил я, с интересом осматривая огромную лестницу, на которой мы оказались, и пятиярусную люстру из черепов, висевшую на толстой цепи.
— Да просто работа адская, — вздохнула Персефона. — Сплошные стоны, душевные терзания, слезы и обреченность. Это какую нервную систему надо иметь, чтобы совсем никак не реагировать на такую обстановку?
— Интерьерчик у вас тоже аутентичный такой, колоритный, — кивнул я на черепковую люстру.
— Ой, молчи, — со вздохом махнула она рукой. — Но мне кажется, он скорей бросит меня, чем какую-нибудь интерьерную дребедень, к которой привык. Пусть даже эта штука регулярно нагоняет на него тоску.
Девушка направилась вверх по лестнице, размашисто перешагивая через ступеньку. Она все еще держала меня за руку — крепко и уверенно, как мать держит ребенка.
Все-таки передо мной была не какая-нибудь земная девчонка, а бессмертная богиня. Косуха и синие волосы сути не меняли. И лучше бы мне про это не забывать, потому что несмотря на первичное дружелюбие эта особа в конечно итоге могла оказаться моим противником. Что, если она не захочет, чтобы ее благоверный связывался со мной?
Я последовал за Персефоной, слушая ее болтовню про люстры, погребальные костры на заднем дворе по большим праздникам и про унылую традиционную музыку, которой отдает предпочтение ее супруг.
— Ты представляешь, в эпоху, когда существует столько различных музыкальных направлений, он все еще слушает женское завывание под барабаны и одиночную арфу! — возмущалась она. — А я стольких прекрасных музыкантов собрала во дворце! Приглашаю его послушать, говорю — милый, ты застрял в дремучей древности, нужно срочно расширять кругозор! И что ты думаешь? Он приходит, слушает, вздыхает, и следующим вечером опять призывает к себе очередную девицу с арфой. А все почему? Потому что так было всегда! Вот эта его приверженность традиции и потакание собственным привычкам просто ужасает! А потом — конечно. Потом у нас начинается хандра, плавно переходящая в депрессию. Сидит, как изваяние, на своем стуле и смотрит в стену, пока не надоест.