Да уж. Не исключено, что это последний нормальный ужин в моей жизни. Или вообще последний. Потому что, если вдруг мы все-таки добьемся аудиенции, а отравителем окажется королева, она вряд ли захочет нас с Дисом выпустить оттуда живыми.
Князь добрую минуту наблюдал, как я поедаю его припасы. А потом вдруг спросил:
— А почему на аудиенцию должен пойти именно ты?
— Ну меня-то королева не подозревает в причинении вреда ее сыну.
Князь вздохнул. И вышел из охотничьего домика.
Он вернулся примерно минут через сорок, с королевскими досками в руках и в сопровождении светящегося горбуна, катившего перед собой тележку с мертвецом.
Сначала мы аккуратно разморозили труп у камина. Потом Лёха принялся его оживлять. Наконец, наш мертвый старичок начал более-менее сносно гнуть руки и ноги, и перемещаться по комнате.
Дис наблюдал за происходящим с выражением непроходящей брезгливости.
— Чего ты все нос морщишь? — спросил Лёха.
— Не будь ты приятелем его высочества, сжег бы тебя собственными руками ко всем дьяволам, — проговорил князь. — Ты хоть сам понимаешь, что творишь надругательство над вместилищем человеческой души? За такое кощунство вашего брата в прошлые века казнили.
— Хочешь казнить мертвый череп некроманта? — хмыкнул Лёха. — А это, по-твоему, не надругательство над вместилищем моей души?
— Это другое, потому что по справедливости.
— И в чем, интересно, разница?
— А это как убийство и казнь. Суть вроде одна, а смысл разный.
— То есть сжечь меня в угоду своей морально-нравственной парадигме — это нормально и, по справедливости. А что я поднял покойника для общих целей и ради благополучия принца — это кощунство? — возмутился Лёха.
— Не заводись, — нахмурился я. — Готов подсоединяться?
— Готов, — буркнул тот, и покойник, послушно вытянув руки, двинулся к лежащим на столе доскам.
— Надо будет потом здесь все благовониями окурить, что ли, — пробормотал себе под нос князь.
Покойник положил свои руки в устье, и Лёха, сверкая синими глазами, умолк, сосредоточившись на событиях, невидимых глазу.
Я между тем разложил вторую пару досок и начал ждать.
— И что, он действительно может проникать внутрь чужих писем? — приглушенным голосом спросил Дис. — Но как?
— Переданная через доски информация не уничтожается тут же, а сохраняется в виде информационных пластов, — так же полушепотом сказал я. — Лёха назвал их «морем». И в призрачном состоянии он может соприкасаться с ним и взаимодействовать. Как это конкретно работает — я понятия не имею. Правда, в нашу прошлую попытку он только читал чужие сообщения. А вот удастся ли ему передать информацию на чужую королевскую доску — это большой вопрос.
— С ума сойти. Нужно что-то переделать в защитных начертаниях, ну не должно такого быть! Это же любые секреты государственной важности могут в руках какого-нибудь поднимателя мертвых оказаться.
Я покосился на князя.
— Ну, все-таки Лёха — это все-таки не какой-нибудь рядовой «подниматель мертвых», как ты сказал. Он — легендарный некромант, и неизвестно, когда родится еще один такой. Поэтому паниковать, что все государственные секреты враз рассекретят, с моей точки зрения, крайне преждевременно.
Дис вздохнул.
— Просто не выношу это их издевательское отношение к покойникам и смерти.
— Оно не издевательское, а скорее рабочее, — заметил я. — Для Лёхи труп — такой же инструмент, как лопата или кочерга.
— А как же этика, Даня? Мораль? Мы ведь только этим по большому счету и отличаемся от скотов!..
— Я так не думаю, — еще тише ответил я.
Потому что вдруг задумался и понял, что лично для меня тоже нет никаких моральных ограничителей подобного рода. Интересно, это из-за внутренней безнравственности, или же следствие тесного общения с некромантом?
И тут на королевской доске красивым каллиграфическим почерком, с ять и твердыми знаками начали возникать слова.
«Князь Дисъ — нѣвѣроятный остолопъ и ханжа!»
Лёха тихонько захихикал.
— Ну как?
Дис хмыкнул.
— Не считая того, что за такие слова тебя стоило бы высечь — удивительно хороший результат!
— То-то же! — довольно проворчал Лёха.
Я вздохнул.
— Ну что, теперь стоит придумать текст, и сообразить, от лица какой персоны его следует написать.
Мы сели с бумагой за стол и принялись рассуждать о содержании сообщения, как вдруг в охотничий домик вбежал сияющий горбун.
— Господин, беда! — крикнул он.
И протянул ему королевскую доску, на которой рукой Лёхи было начертано про остолопа.
— Такая надпись появилась на всех королевских досках! Моя копия из Багряного святилища прямо сейчас видит точно такую же надпись прямо на главной доске, поверх всех объявлений!