У Ники задрожали губы.
— Ты не откажешься от меня? И не заведешь себе другую кошку?..
— Никогда, — очень серьезно ответил я.
— И не выставишь мою корзину из комнаты?
— А вот этого обещать не могу. Мне кажется, тебе давно стоит обустроить свою собственную комнату.
Глаза Ники в ужасе расширились.
— И ты теперь никогда не позволишь мне спать рядом с собой на кровати?
Я вздохнул. Ну что с ней делать?
— Позволю. Но одетой, и не каждый день.
— Через день?
— Раз в неделю.
— Два раза в неделю!
— Раз в месяц.
— Эй, я же прошу два раза в неделю, а ты…
— Сейчас договоришься, вообще разрешу только по большим праздникам, — проворчал я.
— Ладно! — быстро согласилась Ника. — Но раз ты такой… ты пойдешь со мной на ярмарку, когда она будет в следующий раз! — уже не попросила, а потребовала она.
— Хорошо.
— И купишь мне…
— Так, достаточно уже обещаний! — сделал я строгое лицо, и ее ушки сразу жалобно разъехались, а на глазах выступили слезы. — Ой, да куплю я, куплю! Все, что ты захочешь и на что у меня хватит денег.
— Все-все? — просияла Ника.
— Не все-все, а то, на что у меня хватит денег, — напомнил я.
Она обняла меня за шею.
— Люби меня, как хочешь, — тихо и очень жалобно проговорила она. — Только не бросай, ладно?..
Я погладил ее по голове.
— Уже сказал ведь — никогда.
Ника звонко чмокнула меня в щеку, соскочила с колен и исчезла за дверью — но лишь для того, чтобы через секунду заглянуть обратно.
— А когда тебя не будет дома, я буду спать в твоей постели! Всегда! — показала она мне язык и убежала.
— Как будто на свете есть кошки, которые поступают как-то иначе, — пробормотал я и принялся раздеваться.
Хорошенько отмывшись, я переоделся в свежую и целую одежду, которую приготовила мне Ника.
Вот только костюмчик был летним и зашитым в самых разных местах. Увы, подарки Альбы закончились — я умудрился в самые сжатые сроки изгадить все свои шмотки.
Посмотрев на себя, я понял, что нужно срочно что-то решать. Во-первых, хоть на улице и стояла мартовская погода, в тонкой коже я рисковал отморозить себе все ценное. А во-вторых, с этими заплатками я выглядел как дешевый косплеер. Да и сапоги отчаянно просили каши.
И как в таком виде мне решать дела?
Сначала я попытался призвать для себя комплект новой одежды. И в этот раз у меня все получилось вполне прилично — и штаны не кусались, и куртка не убежала с диким воплем пожирать мирных жителей. Вот только вещи почему-то получались исключительно двухмерные.
А поскольку сам я все-таки был трехмерным, пришлось смириться с заплатками, прокрасться мимо вопросительной Лилит, укутаться в плащ и, под шумок стащив Лёху со стойки, отправиться за новыми шмотками в «Розу».
Солнце радостно грело, птицы орали, а я шел по городу в развевающемся плаще, шитой-перезашитой одежонке, с черепом у пояса и широко улыбаясь прохожим.
Некоторые улыбались мне в ответ. Некоторые — опасливо переходили на другую сторону улицы и отворачивались — видимо, полагая, что человек в здравом уме и трезвой памяти просто не может радоваться сам по себе, без видимой причины.
Будто не ясно, что самые веские и лучшие причины всегда невидимые.
— Ну что расскажешь? — спросил я своего мертвого приятеля, свернув в тихий переулок. — Как тебе гламурная жизнь кинозвезды?
Лёха блеснул глазами, вздохнул.
— Скучно, — отозвался он. — Чувствую себя ценной мебелью, а не персоной. А я ведь…
— Да-да, Алекс Длиннобородый, королевский некромант какого-то там уровня, легендарный мужик и просто красавец, — с улыбкой продолжил я.
Алекс крякнул.
— Вообще-то не какого-то-там, а самого что ни на есть высшего! А теперь живые картинки на потеху городским ремесленникам показываю.
— Ты уж потерпи немного, — ободряюще похлопал я его по гладкому куполу черепушки. — Скоро все у нас наладится, дружище. Непременно.
Так, за разговорами, мы и не заметили, как подошли к храму Вышгородской фэшн-индустрии.
Внутри оказалось весьма многолюдно.
Несколько человек у стойки ожидали выдачи своего заказа. На диванчике у стола сидели две пышные дамы и пили чай.
И тут вся эта гламурная жизнь разом остановилась.
Потому что все заметили вошедшего меня.
Гул прекратился.
Смерив взглядом неуместного голодранца, дамочки брезгливо сморщили носы.