Мужик должен быть брутален и хмур! А герой — эпичен и молчалив. Тогда он…
Тут я отвлекся от своих мужицко-героических мыслей и, уставившись на приближающуюся к нам пугающую фигуру.
Да и было чего испугаться!
По полю шел улыбающийся дед. С длинной седой бородой и палкой в руках.
Совершенно голый.
Приблизившись к березе, он обхватил ее руками и сделал несколько недвусмысленных движений бедрами. Потом покружился, как дервиш, чего-то там приговаривая, и направился к следующей березе.
— Даня… — подал голос Лёха. — У вас что, крестьяне совсем с ума посходили?..
— У нас теперь нет крестьян, есть только фермеры и сторонники слияния с природой, — пробормотал я.
— Это что… Он так с природой сливается?
— Ну так они по-разному это делают. Кто-то огурец, не снимая с бахчи, себе в задницу запихивает, кто-то в рубахе льняной ходит и только талую воду пьет. Ну а кто-то вот об березу опавшей кундалини трется, короедов пугает. Видимо… — неуверенно предположил я.
— Что ж ты, сукин сын, мне о таком раньше не сказывал? — прошептал Лёха. — И много у нас таких?..
— Я не пересчитывал.
— Ай, беда… — горестно протянул Лёха.
— Как будто в твое время дураков меньше было, — обиделся я.
— Так оно, может, и не меньше, — согласился некромант. — Но чтоб таких!..
Деметра фыркнула.
— Ни с чем он не сливается, он Перуну деревья посвящает. Это — ритуал.
— Березы — Перуну? — недоумевающе проговорил Лёха. — Ему жеж дубы посвящают!
— Тебя только это заботит? Меня вот, к примеру, больше интересует, почему он делает это именно таким способом. Зато теперь понятно, почему Перуну так хреново в последнее время. Он все думал, что заразу какую-то подхватил, а тут вон оно что.
— Ладно, пойдемте-ка отсюда, пока голые танцы не сменились у старикана жаждой крови и он не начал жертву своему богу искать, — с усмешкой хмыкнул я. — Жара-то какая…
Расстегнув куртку, я вспомнил про костяшку Самеди. Вынул ее из кармана и воткнул поглубже в мягкую землю.
Все, барон. Больше я тебе ничего не должен.
Поднявшись, я подал руку Деметре.
— Идем?
Та кивнула, вложила ладошку в мою лапу и тоже встала.
— Мокро-то как и противно, — пожаловалась она. — И, главное, это ощущение совершенно невозможно отключить!
— Ага, — кивнул я. — А скоро ты еще поймешь, как это грустно, что точно так же нельзя отключить голод, жажду и потребность в сне. А еще — мучительное желание чесать укусы комаров. Слышишь, как загудели? К ужину готовятся.
Деметра поежилась.
— Гадость какая.
— Тяжела и неказиста жизнь смертного! — со смехом ответил я.
Мы двинулись прочь.
А минут через пять до нас донесся пронзительный вскрик ужаса.
— Все-таки стыд не совсем у него угас, — удовлетворенно, с укором в голосе сказал Лёха.
— Это спустя столько времени? Что-то слишком долго до него доходило, а вроде бы не жираф. Хотя постой…
Тут я остановился.
— Может, это он не нас так испугался?.. — проговорил я, оборачиваясь.
И увидел, как любитель природы, сверкая белым задом, несется куда-то вдаль, на закат. А следом за ним, придерживая цилиндр на голове и попыхивая сигарой, размашистыми движениями опытного спринтера бежит скелет.
— Постой! — прокричал старику Самеди, прибавляя ходу. — Пусть я не Перун, но я призвался! И пришел к тебе! Возрадуйся!
— Не хочу радоваться! — крикнул в ответ жрец, прибавляя ходу.
— Возрадуйся, говорю! Я дам тебе то, что тебе надо!
— Мне ничего не надо от тебя!!
— И всего-то за твою душу после смерти!..
— Не-ееет! — и почему-то, быстро развернувшись, перекрестил Самеди. — Изыди! — и рванул дальше.
Так они и бежали по русскому полю, на фоне несчастных березок — голый старик и голый скелет в лучах угасающего закатного солнца.
Пасторальный пейзаж, однако.
Глава 2
Беспечный ангел
Желтая лампочка в патроне, свисающая с потолка, освещала пластмассовый садовый стол, застеленный выцветшей клеенкой, голые синие стены и разложенный диван цвета детской неожиданности. И маленькую пузатую женщину, хлопотавшую вокруг электроплитки со сковородой, шипевшей свежими котлетами.
В углу за занавеской виднелись грабли, лопаты, ведра и прочий рабочий инвентарь.
Окон здесь не имелось, но зато была добротная деревянная дверь. Сейчас между ней и порожком лежал кирпич, чтобы свежий воздух с улицы мог свободно проходить в оставленную щель.