Отстояв очередь, которой обзавидовалась бы эпоха советского дефицита, тень шарила по теневым карманам, платила мзду… и попадала на второй уровень: Цербер! То есть тварь, которая жрет буквально в три пасти. Тут уже надо было не ошибиться и не всучить ему какую-нибудь левую сырную лепешку: монстр обходится исключительно медовыми и, надо полагать, был столь зело злобен не в последнюю очередь из-за проблем с лишним весом.
Если тест на лепешки пройден, песик переварил стряпню вашей родни и не лежит кверху лапами – вы получали возможность протиснуться во врата на алмазных столпах и устроить себе полномасштабную экскурсию по подземному царству. Чтобы, значит, пробрало до икоты.
Посмотреть, опять же, есть на что, взять хоть водные артерии. Стикс – черный, ледяной, им клянутся боги, Коцит весь в ивах и постоянно стонет (да-да, река стонет, нет-нет, автор не курил, курили греки!). Флегетон горит, Ахерон пенится между скалами: красотень, да и только!
Причем, маршрут устроен так, чтобы ничего этого не пропустить!
К счастью, Тартар значился отдельной программой, а то большинство теней выпадало бы из квеста, не дойдя до судилища.
Но зато можно было попутешествовать в толпе стонущих теней по долине асфоделей (золотистые тюльпаны с запахом-анальгетиком) и посмотреть на Стигийские болота – рассадник заразы, монстров и мутантов. Аэды как всегда молчат, а ведь нам узнать бы – светились ли эти болота в темноте? А то у кого вдруг ослиные ноги вырастут (как у Эмпусы), кто детей кушать начнет (как Ламия)…
Если вы еще не добрали острых ощущений у Стигийских болот – можно их получить, поглазев на мучения грешников. А попутно и на фантазию Аида, потому что первое – следствие второго. Кто, опять же, камень в горку катает, кто никак поесть не может, кто воду носит, а кто – на огненном колесе жарится, очень удобно возле него смалить шашлычки, знаете ли[1].
Под впечатлением от всех этих зрелищ, тень доползала до основного этапа квеста – судилища. Ну, в смысле, до финальной сортировки кого и куда.
Судилище мертвых было делом по-челябински суровым и происходило под непосредственным присмотром самого Аида и его шай… в смысле, свиты. Дела рассматривались коллегиально – судьями Миносом, Эаком и Радамантом, после чего грешники мирно отправлялись на поля мук, где мучились; воины и праведники – в Элизиум, где бездельничали и наслаждались среди роз и солнышка; а середнячки – на асфоделевые поля, где мало того, что ничего не делали, так и постоянно дышали ароматами асфоделей, отчего пребывали, мягко говоря, в неадеквате.
Словом, суды были делом до ужаса пресным: тени, запуганные миром и физиономией Аида, икали от страха, приговоры не оспаривали и вообще, вели себя законопослушно до отвращения. И можно было бы в этом поверить гадам-аэдам, только вот, зная натуру подземного Владыки…
Вы серьезно верите, что он вот так сколько-то сотен лет сидел на троне с мрачной миной, слушал, как разбираются дела, и не развлекался?
Думаю, что хотя бы раз в год имели место вот такие сценки.
– Ну, неплохо, неплохо, – тень в шоке, судьи – в печальке, Персефона закатывает глаза. – Надо же, какой вменяемый смертный. Можно бы даже в Элизиум его. Хотя нет, у нас в Элизиум все больше герои попадают. Слушай, ты не герой часом?
Тень резко вспоминает все, что слышала об Элизиуме (розы, солнышко, много вина, песни, пляски – почти Олимп, но без Геры и мордобоя). Тень быстро делает полную скромности рожу типа «ну, я, конечно, ничего не утверждаю, но кто там знает…»
– Никаких проблем, легко проверить, – свита начинает хихикать. – Чудовищ мочил?
Тень мотает головой.
– Великанов? Лапифов? Сатиров? Ма-алчать за троном, сатиры – те еще чудовища, когда нажрутся… Что, тоже нет? Хм. Города брал? Воевал? Врагов убивал сотнями? Десятками? Единицами?! Ну, хоть в коленку одного пнул?! Нет? Хм, пойдем с другого края. Близких родственников убивал, свергал, насиловал? Зря, все герои так делают. Ну, не близких? Ну, там не знаю, какую-нибудь троюродную бабушку прирезал? Что – тоже нет?! Плохо у тебя с героизмом, плохо…
Тень шмыгает носом, ковыряет бесплотным носком пол зала и понимает, что Элизиума ей не видать. Владыка напряженно думает. Свита честно старается не ржать.