С тех пор в подземном царстве росли тополя.
Вскоре после этого Аид женился на Персефоне и думать забыл о растениеводстве – пока ему как-то раз не вздумалось сходить налево.
Вообще-то царя подземного можно понять. Раз уж жена спускается только на четыре месяца из двенадцати – поневоле почувствуешь недостаток женского внимания.
Дефицит любви Аид принялся восполнять с нимфой Минтой (по прозвищу Коцитида, потому что жила у Коцита). И, конечно, не был бы собой, если бы не спалился перед женой…
Семейных сцен Персефона, впрочем, устраивать не стала. Она просто перекинула нимфу в мяту и растоптала ее ногами. А потом, надо думать, доложила мужу и…
– В травку?! Правда – в травку?! … нет, мы все-таки идеально друг другу подходим, да-а…
Но мяту в своем мире Аид все-таки сажать не стал.
Из непроверенных источников
Говорят, Персефона предложила Гере воспользоваться ее методом поддержания верности мужа. На это супруга Громовержца, будто бы, грустно показала головой со словами: «Да мне с утра до вечера придется новые растения выдумывать. И вообще, ты хоть представляешь себе объем этого дендрария?! Ни места, ни фантазии не хватит…»
37. Лютики-цветочки…
Боги Греции подарили нам не только источники мятных конфет, лаврового листа, тростниковой мебели и… аллергии на тополиный пух (Аид в своем стиле). Они еще пополнили букеты и цветочные гербарии.
Таким эстетизмом в основном страдали Аполлон и Афродита.
У Аполлона, например, как-то завелся любовник Гиацинт – сын царя Спарты. Цензурированные источники с радостью опишут вам, что друзья день-деньской занимались то метанием дисков, то охотой, а то «развлекались гимнастикой». Понятия не имеем, что за гимнастику имеют в виду целомудренные источники, но вот диски Аполлон и Гиацинт действительно метали (в свободное от гимнастики время, наверное).
И вот как-то раз диск, брошенный Аполлоном, полетел слишком высоко и далеко, а Гиацинт почему-то побежал его ловить (как собачка за тарелочкой фрисби) – и таки поймал все-таки, но только головой.
Аполлон, который, кроме всего прочего, был еще богом врачевания, почему-то очень растерялся, обнял Гиацинта и принялся причитать:
– А-а, с полным черепом ты был такой красиииивый! А-а, с кем же я буду теперь заниматься гимнасти-и-икой…
Под конец Танат сжалился избавил юношу от ужасных мук: Гиацинт испустил дух на руках безутешного Аполлона.
Чтобы как-то утешиться, тот вырастил на крови любовника прекрасный цветок – опять же, и с похоронами возиться не надо…
Если Аполлон руководствовался вполне практическими соображениями «где бы спрятать тело», то Афродита всего лишь выполняла долг.
Потому что Нарцисс, сын речного бога и нимфы, был сволочью. Классической такой, зазнаистой и самолюбивой. Но зато и с модельной же внешностью, а потому нимфы за ним бегали толпами – и толпами же от него отваливались, разобиженные и несчастные.
Больше всего не повезло нимфе Эхо – наверное, потому что ее прокляла Гера, и нимфа с тех пор могла только повторять слова. Через это объяснения у них с Нарциссом не получилось, получилось…
– Эгей, кто здесь?
– Здесь… здесь…
– Иди сюда!
– Сюда… сюда…
– Что ты за мной повторяешь?! Ты что – дура?
Нимфа не смогла не повторить последнее слово с утвердительными интонациями… Нарцисс резюмировал, что «ага, видно» – и пошел своим путем, разбивать сердца.
Под конец какая-то нимфа с особенно разбитым сердцем все же прокляла Нарцисса: «А чтоб ты мучился, как мы!»
Афродита вовремя щелкнула пальцами: хоп – и Нарцисс безнадежно влюбился в собственное отражение в воде.
Что и дошло до него не сразу.
Несколько дней красавец стоически признавался отражению в любви и пытался его облобызать (нимфы, надо думать, радовались комедии из леса). В конце концов, страшная мысль все же осенила Нарцисса… и тут опять во всей красе проявился недостаток мозга. От отражения юноша никуда не ушел, день деньской повторяя: «Ути, какие глазки, ути, какие губки, ути, как я тебя люблю!». При этом он случайно забыл, что между комплиментами надо бы еще и есть – и тихо помер, то ли от голода, то ли от неразделенного чувства.
Нимфа Эхо скорбела, остальные скорбели настолько, что решили Нарцисса поглубже закопать. Но им не удалось даже этого, потому что на его месте уже вырос одноименный цветок.