Очень скоро на Олимпе засверкали молнии, и небеса сотрясли дикие вопли верховного бога: «Где моя собачка?! Соба-а-а-ачка!!» – а сразу же за этим к Танталу явился взмыленный Гермес и потребовал вернуть украденное, а то Зевс (долгий подбор выражений с градациями от «в бешенстве» до «впал в деменцию») расстроен.
Царь Сипила честными глазами посмотрел богу воров в его не менее честные глаза. Какая собака? Никакой собаки не видел. Что это за вой из вон того сарая доносится? А кто ж его знает, расплодилось вот каких-то непонятных, таинственных сущностей – они и воют. Да, на луну. Нет, собаки не видел. Вах, клянусь страшной клятвой – папашиным… э-э, жезлом, да, именно жезлом!
Зевс в ответ на такую клятву сдвинул брови и почесал колчан с молниями. Но до третьего звоночка сынка решил не трогать.
Как это бывает часто, на третий раз звоночек долбанул по ушам набатом.
Как-то олимпийцы заявились к Танталу попировать полным составом, а Тантал решил устроить им хитрый кулинарный тест на всеведение. Для этой благородной затеи он приказал убить своего сына Пелопса и приготовить из него «какую-нибудь вкусняшку, чтобы и богам не стыдно было подать». Финал ожидался наверняка феерический: «А вот угадайте, что это было за мясо, которое вы сейчас ели? Нет, не оленина… и не говядина. Что вы, конечно, не баранина! А это мой сынок и внучек Зевса, вот такая шутка юмора, ха-ха-ха!»
То ли всеведение богов оказалось круче, чем о нем думал Тантал, то ли Зевс шепнул своей семейке «А вон там человечина, я ее у Ликаона пробовал!» (см. главу «Ковчег по-гречески»), а может, у олимпийцев просто уже ранее был печальный опыт, но они к блюду не притронулись и тут же накинулись на Тантала с упреками – как он, мол, мог, такое сделать?!
– Нет, жрать внуков Громовержца – я понимаю, – возмущался Зевс. – Но пересаливать?!
– Мерзавец! – вопила Афродита. – Наверняка там куча глютена!
– Фу, как неумно с твоей стороны, - огорчалась Афина.
– Омномном, вкуснотень, – подала голос Деметра, и вот тут все обернулись – и на секунду канули в глухую несознанку.
Богиня плодородия, пребывавшая в несколько расстроенных чувствах по поводу украденной Аидом дочки, продолжала чавкать да нахваливать – мол, такое мясцо, такое мясцо, давно такого не пробовала, а из чего сделано?
Услышав предельно честный ответ – из чего, Деметра пришла в еще более расстроенные чувства и машинально доела плечо юного Пелопса.
Пир выдавался и впрямь феерическим: дело нашлось всем… Гермес на скорую руку кидал в котел главное блюдо дня, из которого предполагалось опять слепить мальчика. Зевс делал строгое внушение сынуле-Танталу.
Все остальные пытались добыть из Деметры недостающий элемент несчастного ребенка.
Деметра впала в кататонический ступор, мотала головой и с элементом расставаться не желала ни под каким соусом.
– Рвотное! – предлагала Гера. – С Кроном подействовало.
– Слабительное! – помогала Артемида.
– Живот вскрыть – и нормально! – выдвигал радикальный Арес.
Афродита подсовывала пред ясны глазыньки Деметре немытого мужа в надежде, что «ну, раз меня тошнит, то и с ней получится», Аполлон воспевал действо на кифаре, Афина, как самая мудрая, ждала, во что это выльется, а Дионис тупо произносил тосты, потому что и не заметил, что пир-то кончился.
В конце концов Гермес, заковыристо выразившись о таких помогатых, справился сам: выстругал плечо Пелопсу из слоновой кости, после чего своим колдовством мальчика оживил.
Зевс к тому времени тоже справился, скинув своего сына в Аид с напутствием: «Там разберутся»…
И в Аиде разобрались, придумав Танталу сразу массу пыток. Во-первых царя до подбородка засунули в речку. Мало того, что он мучается, аки младенец от отсутствия сухого и теплого, так еще и не может выпить ни капли, потому что любую попытку нагнуться/упасть/присесть вода встречает радостным «бульк!» и исчезновением. С берега такие же хитрые деревья играют с Танталом в «Хочешь яблочко? Возьми! Э-э, не дотянулся, да-да». А еще над головой Тантала вечно висит готовая вот-вот рухнуть глыба, так что он страдает от экзистенциальных вопросов типа «А больно будет? А я же мертвый… А есть ведь хочется… А если я живой? А если она упадет? А больно будет?» – и так по кругу.
Из непроверенных источников
Особо безбашенные аэды доносят, что Аид питал к Танталу некоторую нежность – за прекрасный аргумент в любых спорах с тещей. Теперь любая перебранка типа: «Ты – подземный тролль!» – «Ты старая дева!» – «Ты неудачник!» – «Ты плакса» – «Ты чудовище», – заканчивалась торжественным аидовским: «Ты ела человечину!» и деметровским «…блин, опять выиграл».