Всевар был крайне удивлён таким речам.
– Что ты хочешь мне этим сказать?
– Что в этом мире у тебя осталось всего одно слабое место. Слабое звено. Особенно перед праздником. Понимаешь?
– Нет. Я не понимаю о чём ты.
Сурово сказал Всевар.
– О твоей жене. О моей матери.
Всевар глубоко задумался.
– Теперь я понимаю, о чём ты. Но я не посмею просить тебя об этом. Ты и так сделал для меня больше, чем я мог себе представить.
– Отец, тебе и не придётся меня просить. Просто, дай благословение, и я все сделаю. Воимя истинного правителя.
Всевар обнял Эгундура.
– Сынок! У меня не хватает слов, чтобы сказать, что я сейчас чувствую. Ступай и я прощу тебе все грехи. Моё благословение с тобой. О более верном и холоднокровном сыне я и не мог мечтать. Я дам тебе яд.
Всевар спешно открыл сейф и дал сыну одну из склянок с какой-то серо-коричневой жидкостью. Это была смерть богов. Божественный яд. Он благодарно принял его и направился прямиком к своей матери.
Его мать все семь лет жила вдали от мужа, по его же пожеланию. Она была уверена, что тем самым оградит себя от любой опасности. Она не могла себе представить, что тем самым поставит под сомнение свою верность. Дело в том, что Всевар не интересовался, чем его жена занималась все эти годы. Она также никак не связывалась с ним. Поэтому Всевар был готов заподозрить её в любых пагубных намерениях. Он мерил по себе. Когда его младший сын Эдигус взошёл на трон он также "залег на дно" на несколько лет, чтобы подготовить все для переворота. И даже если его жена ещё ничего не планировала, она была его слабым местом. Через неё заговорщикам было бы проще всего достать его. Особенно на празднике семилетия правления, когда он будет пьян и наиболее уязвим.
Но вот Эгундур пришёл к своей матери. Она жила в небольшой вилле на берегу моря. Для счастья ей большего и не надо было. Эгундур вошёл в виллу, но она оказалась пустой. Потому он сел в гостиной, выключил свет и принялся ждать. Ждать ему пришлось долго. В виллу он зашёл ещё до полудня, а его мать пришла только поздно вечером. Она весь день провела на пляже со своими подругами. Когда она включила свет, то от испуга уронила свою сумку. Взгляд Эгундура был настолько холодным и устрашающим, что дрожь по спине у матери так и не перестала бежать.
– Эгундур! Сынок! Что ты здесь делаешь?
Успуганно – удивлённо спросила она.
– Здравствуй мама! Меня прислал отец.
Спокойно ответил он.
– Отец? Как странно. Более семи лет от него ни весточки, а тут вдруг ты! Мог хотя бы написать, что приедешь.
– Я хотел, чтобы это был сюрприз.
Улыбаясь, объяснил он.
– Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы.
Недовольно заметила она.
– Знаю. Но если бы я рассказал тебе о своём визите и о том, что я собираюсь сделать, ты бы наняла себе армию телохранителей, а мне лишние жертвы не нужны. И так погибло достаточно…
– О чем ты, Эгундур?
Мать действительно не понимала, о чем он говорил. Ей в голову не могла прийти идея, что она может погибнуть от рук собственного сына!
– Скажи, мама, о чем ты думала, когда создавала меня в своём чреве? Когда вы с отцом зачали меня?
Мать напряглась от такого вопроса.
– Эгундур, ты никогда не задавал таких вопросов. С тобой все в порядке?
– Нет мама, нет. Я кровавый убийца богов и совсем не в порядке, но прошу ответить на вопрос.
– Ну, когда ты у нас появился, мы были счастливы. Да. Я была счастлива и думала о том, каким великим богом ты будешь. Дети, особенно божественные, это, конечно, нелегко, но это и великая радость.
Чувствовалось, что матери становилось не по себе.
– Хорошо. А когда появился мой брат?
– Его появлению я радовалась не меньше, чем твоему. Хотя характер у него был совсем другой… Но к чему эти странные вопросы?
Эгундур грустно вздохнул.
– Я хочу узнать, почему ты ничего не предприняла против запрета отца на любые отношения с нами. Почему ты смотрела, сложа руки, когда отец отобрал у нас возможность иметь такое нелёгкое счастье как детей и потомство?
Мать глубоко задумалась.
– Ну, не знаю. Он был верховным богом. Я никогда не лезла в его дела…
– Но это были не его дела! Это были дела касающиеся нас всех!
Закричал Эгундур. Мать медленно села на диван напротив сына.
– Он бы послушал тебя, если бы ты высказалась! Тогда он был готов считаться с твоим мнением!