– Знаешь, что тебе теперь надо сделать, мой мальчик? – спросил Крул.
Бенит пожал плечами – угадать логику старика, как ни старался, он не мог.
Всякий раз тот огорошивал его каким-нибудь невероятным предложением.
Они сидели в маленьком закутке, именуемом таблином редактора, сплошь заваленном бумагами. Из окна открывался вид на сады Лукулла. Крул обожал маленькие каморки и зелень. И ещё он обожал всякие гадости. Глядя на чёрные свечи кипарисов, Крул вспоминал, что за свои сады бедняга Лукулл поплатился головою, потому что они так приглянулись Агриппине. Воистину лучше ничем не владеть. Тогда у тебя нечего будет отнять. Или владеть целым миром.
– Ты должен разогнать преторианскую гвардию.
Бенит решил, что Крул шутит, и засмеялся.
– Я серьёзно, – сказал старик.
– Расформировать преторианцев?
– Кто сказал – расформировать? – изумился старик.
– Ты.
– Ничего подобного. Я сказал – разогнать. Разогнать этих зажравшихся аристократов, которые постоянно твердят слова «честь» и «верность». Пусть болтают о чести в Галлии или в Испании. А ещё лучше – в Виндобоне. И набрать новых ребят из провинции, которые будут служить не императору и Риму, а лично тебе. Потому что ты их возвеличил. Так поступил Септимий Север. Надо учиться у предшественников. Чтобы оправдать свой поступок, Септимий придумал сказочку о том, как преторианцы торговали императорским титулом. Якобы кто больше даст наградные, того и сделают Августом. На торге победил Дидий Юлиан. Обещал преторианцам по двадцать пять тысяч сестерциев на рыло, и потому они поддержали его. Огромную якобы сумму обещал. А между тем Марк Аврелий, став Августом, велел раздать по двадцать тысяч сестерциев без всякого подкупа и торга. Так вот и спрашивается, за что платил преторианцам Дидий Юлиан? При том, что монета с каждым годом дешевела, и двадцать тысяч сестерциев Марка Аврелия были куда весомее награды Дидия Юлиана? Современные историки считают, что эту историю выдумали позже, при Септимий Севере, чтобы оправдать разгон преторианской гвардии. Но у гуманитариев всегда неважно было с математикой, вот и просчитались ребята, сочиняя свою байку.
– Ты читаешь современных историков?
– Почему бы и нет? Мы с тобой умные ребята.
Бенит в задумчивости погладил голову. Он только что начисто побрился, и у него появилась привычка поглаживать лысый череп.
– А на каком основании я отправлю их в отставку?
– По состоянию здоровья.
– Преторианцев? По состоянию здоровья? Ты спятил, дед. Они похожи на откормленных быков. Я рядом с ними – дохлый цыплёнок.
– Что из того? Сколько из них облучилось в Месопотамии?
– Те померли.
– Померли те, кто был с императором во время взрыва. А те, кто прибыл им на смену, – служат.
– Не все. Многие заболели. Эти проходимцы теперь на пенсии и получают столько же, сколько те, что служат в гвардии. Скорее бы они все подохли.
– Ну тогда те, кто общался с этими. Они ведь тоже могли облучиться. Опять же, посещали своих товарищей в клинике.
– Ты серьёзно?
– Конечно. Нужен повод. Заявим, что их присутствие вредно для здоровья императора, и уволим. Скажем, что эти миллиединицы могут превратить императора в монстра. Большинство поверит. Все помнят ту мерзкую гадину, что пожрала старикашку Проба.
– Но император же не гений.
– В нем кровь гения.
– Да, да! – Бенит радостно потёр ладоши. – Дедуля, тебе цены нет! Мы бросим тень на императора и разделаемся с гвардией. Вот только… – Бенит запнулся. – Норма Галликан никогда не признает гвардейцев негодными к службе.
– Зачем тебе Норма Галликан?? – ухмыльнулся Крул.
– Она главный специалист в этой области.
– Ну и что? Зачем тебе какие-то специалисты? Тебе нужны продажные люди – и только. Создай комиссию из своих медиков. Неужели ты не можешь найти трех-четырех служителей Эскулапа, которые подпишут любые бумаги.
– Дедуля, ты умнее любого гения!
– Ладно, ладно, можешь не благодарить. Займись преторианцами, и поскорее.
В этот раз Большой Совет собирался в Лютеции из-за разногласий между Галлией, Испанией и Германий и Бенитовым Римом. После стольких дней и месяцев разлуки Элий наконец встретится с сыном. Неужели?! Элий не мог унять внутренней дрожи. Он встретится с сыном, которого никогда не видел. То есть видел фото в вестниках – насупленного серьёзного малыша, облечённого в пурпур. Видел фото, которое носила с собой Летиция: крошечный карапуз в пурпурных пелёнках. Малыш Постум. Малыш. Элий мысленно разговаривал с ним, объяснял причину разлуки.
Потом понял, что никаких слов не надо, надо просто обнять ребёнка, и тот все поймёт. Но тут же Элий вспомнил о Бените, и внутри все перевернулось.
Чего он боится? Все задумано очень даже неплохо: Элий встретится с маленьким императором, тот объявит о низложении Бенита. Большой Совет утвердит решение Постума.
«Но я не гражданин Рима, – вспомнил Элий. – Я даже не смогу надеть тогу».
Он предстанет перед Большим Советом не в тоге, а в серой тунике перегрина.
Да нет, не так – он вообще не может предстать перед Большим Советом. От его имени будет говорить кто-то другой. Но кто? Кто согласится рискнуть и говорить от имени бывшего Цезаря? Или все же ему позволят выступить лично? А кто может позволить такое? Только председатель Большого Совета, представитель Галлии Бренн.
Узорная решётка вентиляционного отверстия упала к ногам стоящего у дверей императорской спальни гвардейца. Авл Домиций отскочил в сторону. Меч мгновенно вылетел из ножен. Из чёрной дыры никто не показывался. Но там кто-то был. Авл это чувствовал.
– Спрячь меч, – посоветовал прятавшийся в вентиляции. – Нам надо поговорить. У меня для тебя послание, Авл.
– Ты что, почтальон? – Гвардеец опустил меч.
– Считай, что так. Видишь ли, современной почте доверять нельзя. Так что приходится пользоваться специальными каналами.
– Может быть, наконец выйдешь наружу? – предложил преторианец.
Из отверстия высунулась плоская змеиная голова. Судя по голове, тварь была немаленькая.
– А, это ты, Гет! – Авл перевёл дыхание и спрятал меч в ножны. – Что у тебя за послание? От кого?
– От Августы. Ты клялся ей служить.
– Клялся, – подтвердил Авл. И сердце его невольно заколотилось сильнее.
– Так вот, поручение таково. Завтра Бенит отправляется в Лютецию. Ты поедешь следом послезавтра. С императором. Один.
– Но Постум должен остаться в Риме.
– Император никому ничего не должен. Постум поедет в Лютецию и выступит на заседании Большого Совета. Вы прибудете прямо на заседание Большого Совета в храм Мира к четырём часам дня.
– Это похоже на похищение.
– Таков приказ императора.
– Император может мне приказать?
– Может.
– Бенитовы псы пустятся за нами в погоню.
– Уедешь на пурпурной «триере» вечером. До утра императора никто не хватится. Машину никто не посмеет остановить. Окажешься в Галлии до рассвета. К назначенному сроку будешь в Лютеции. Справишься?
– Конечно.
Что задумала Летиция? Невероятно. Неужели она хочет низложить Бенита и стать диктаторшей? Почему бы и нет? Именно, почему бы и нет? И кем будет он, Авл? Сердце его отчаянно застучало. Красавец-гвардеец рядом с одинокой красивой женщиной.
Авл на мгновение прикрыл глаза. Они снова были в саду. Летиция смотрела ему в глаза, и губы её шептали: «Не здесь». А глаза, глаза обещали…
Глава 26
Июльские игры 1976 года (продолжение)
«Завтра открывается заседание Большого Совета в Лютеции».
«Сегодня день моряков Нептуналий».
Огромная триумфальная арка Руфина в Лютеции напоминала вымершего мастодонта. Подле неё под мраморной плитой похоронен неизвестный солдат, погибший во время Третьей Северной войны. Широкая улица, названная с присущим галлам юмором Элизийскими полями, упиралась в арку Руфина.
Элий никак не мог поверить, что Руфин мёртв. Знал, что император умер, но все равно продолжал разговаривать и спорить с ним, как с живым. Руфин лично ему, Элию, не хотел никогда зла. Но божественный Руфин[68] почему-то считал Элия врагом Рима, противником, которого надо всеми силами победить и не допустить до власти. И наверное, никто в мире не сделал столько зла, сколько сделал Руфин. Даже Трион. Потому что Трион – лишь следствие. А причина всему – Руфин. Но что толку обвинять мёртвых.
68
Римляне относились к своим умершим родителям как к богам. Поэтому закономерно обожествление каждого умершего императора. Не в том смысле, что он действительно становился богом, а в том, что его память надо было чтить и воздавать умершему божественные почести.