А солнце уже опускалось за лес, освещая деревья косыми лучами. Вильтруд поняла, что если она воспользуется советом Маргерии, не успеет до ночи вернуться в замок. Ничего не оставалось ей, как идти за Маргерией и Доброгостем.
В лесу Маргерия сказала:
-Погляди на то дерево, Доброгость. Здесь растут одни сосны, откуда же взялся ясень?
-Верно! Хорошие у тебя глаза, государыня! Оставайся здесь, а я подойду и рассмотрю.
Доброгость мягкими шагами приблизился к дереву и посмотрел в небо сквозь тонкую листву, а потом обошел вокруг ствола и пропал. Теперь не только Вильтруд, но и Маргерия беспомощно пялили глаза на ясень, и было от чего: ни единой веточки не колыхнулось, а между тем бывалый охотник исчез так, будто его никогда не было, скрылся за древесным стволом и больше никто его не видел. Оправившись от наваждения, Маргерия подхватила Вильтруд за руку и потащила в лес. Куда угодно, лишь бы подальше оттуда, где люди так легко проваливаются в небытие.
Под ногами девушек хлюпала грязь, а ветки словно сговорились цепляться за одежду. Маргерия вперемежку повторяла знакомые ей германские и славянские заговоры от лесных духов, а Вильтруд, завывая от страха, пыталась воспроизвести молитву на латинском языке. Когда открылась лесная поляна, Маргерия позволила служанке обессилено опуститься в траву.
Небо уже едва просвечивало из-за деревьев. Где-то невдалеке ухнул филин, откуда-то донесся протяжный, жалобный вой, какие-то птички стрекотали, разговаривая между собой, изредка можно было услышать непонятный рокот или треск - Вильтруд вцепилась в запястье госпожи, и можно было ощутить, как ее рука дрожит мелкой дрожью.
-Госпожа, здесь бесы, они идут за нами, - трясущимися губами пролепетала Вильтруд.
-Укройся моим плащом, и не шуми, чтобы они тебя не услышали, - посоветовала Маргерия. - Сейчас я больше ничего не могу для тебя сделать.
Вильтруд скользнула под плащ, и еще долго трепетала подобно птице в силках, пока с ней не случилось что-то вроде обморока. Маргерия сидела, привалившись спиной к сосне, полузакрытыми глазами глядя в пространство, и ждала рассвета.
* * *
В те годы власть над мавританской Испанией оспаривали Абуль-Валид Хишам аль-Хакам, Абуль-Валид Мухаммад ибн Хишам, Ибн Сулайман, Аль Мустаин и другие люди, желавшие обладать могуществом и богатством. Дорога в Андалузию проходила через Майнц, Верден, Лион, Арелат и Марсель. Спеша исполнить данное обещание, Генрих проезжал город за городом, нигде надолго не задерживаясь. Уже проезжая по мавританской земле, Генрих придержал коня, чтобы взглянуть на человека, который лежал возле дороги. Дорогой халат был забрызган кровью, а волосы и борода раненого мало походили на черные бороды здешних обитателей; будь борода рыжего оттенка, можно было бы предположить, что она крашена хной, как у многих арабов, подражавших в том Магомету, но она была скорее светло-русая. Длинная рубаха была с вырезом на груди, а поверх рубахи человек носил короткую персидскую куртку. Заметив, что над ним остановился всадник, он приподнял голову и принялся искать рукой кинжал, который, вероятно, обычно висел у него на поясе, а глазами настороженно наблюдал за Генрихом.
Генрих неторопливо спешился и сказал:
-Не в моих правилах проехать мимо раненого, который нуждается в помощи, даже если он сарацин, поэтому, если хочешь, я помогу тебе добраться до какого-нибудь постоялого двора, или что у вас тут...
-Хайран ас-Саклаби не забудет услуги, которую ты ему окажешь, путник, - ответил раненый.
Ухватившись за протянутую Генрихом руку, он поднялся, и, несмотря на боль, которую несомненно испытывал, сделал несколько шагов и с помощью Генриха сел на круп его лошади, а Генрих между тем пытался увязать в голове заявление о славянском происхождении с очевидно мусульманским одеянием незнакомца.
-Ты едешь в Кордову? - через некоторое время спросил раненый.
-Мне указали, что эта дорога ведет именно туда.
-Тогда тебе следует знать, что пока не выбросили из Кордовы берберов, каковое событие, я надеюсь, не заставит себя ждать, в этом городе легко может лишиться головы человек, которого сочтут другом Хайрана ас-Саклаби.
-Я благодарю тебя за предупреждение, Хайран ас-Саклаби. Если ты пожелаешь, я могу оставить тебя в любом месте по дороге в Кордову, но сам я ни за что ни не соглашусь прервать свое путешествие на время большее, чем необходимо, чтобы ссадить с седла раненого.
-Моя жизнь - в руках Аллаха, если он пожелает, я останусь жив посреди тысячи врагов, и это также верно, как то, что коровы болеют и валятся с ног, когда змеи сосут их молоко, - сказал Хайран. - Я только считал своим долгом предупредить, что могу стать причиной твоей смерти, христианин.
Когда они подъехали к городу, было уже темно. На окраине Кордовы Хайран указал Генриху убогую хижину, стоявшую над ручьем, возле глиняного карьера. Генрих остановил коня, Хайран, скрипнув зубами, с преувеличенной легкостью спрыгнул на землю, с трудом дошел до двери и постучал условным стуком. В открывшемся проеме показалось заросшее бородой лицо человека в дырявом, многократно штопаном халате. Свет падал из-за двери от свечи, укрепленной на стене.
-Я вижу, ты стоишь в нерешительности, и оттого заключаю, что в Кордове у тебя нет пристанища, - сказал, обернувшись, Хайран. -В этом жилище ты найдешь кров по крайней мере до завтрашнего утра, а также и ужин, который ведь вещь небесполезная.
-Мне не хочется стеснять своей особой клопов и пиявок, которых наверное немало живет по соседству с этим достойным человеком, - ответил Генрих. - Лучше я проведу ночь, укрывшись собственным плащом и звёздным небом.
-Наверное, ты прав, христианин. Небо - лучшее укрытие. Однако помни, только Аллах ведает, когда придет тот день, когда, быть может, ты возблагодаришь пророка Ису за то, что он послал тебе встречу с Хайраном ас-Саклаби.
* * *
Если Маргерия часто тревожилась, раздумывая о том, что могло случиться с ее сестрицей Кларамондой, сама Кларамонда, после многодневного странствия добравшаяся до владений Чурилы Пленковича, не имела оснований жаловаться на неблагосклонность судьбы.
...Кларамонда еще раз припала губами к горлышку фляги, потом оторвала зубами кусок мяса и вдруг закружилась в пляске, так что земляная пыль поднялась из-под башмаков девушки, но при том ни ветки под ее ногой не хрустнуло. Бран и Сбислав смотрели на нее, как зачарованные, однако она также внезапно остановилась, поджидая остальных, которые сейчас выходили из-за деревьев. Восемь молодших дружинников Чурилы - Кларамонда девятая - в вечерних сумерках шли кромкой леса. Сегодня боевое железо никому не тяготило тела, оттого дышалось с непривычной легкостью, и казалось - взмахни руками, и полетишь над землей, туда, где солнце красит небо последними лучами, к небесным горам, медленно плывущим навстречу. Зато непривычно было видеть товарищей хоть и с луками да копьями в руках, но без кольчуг, одетыми в расшитые зелеными нитками белые рубахи. Ветер дул в лицо, и это было на руку, потому что избавляло от комаров.
Старшой поднял руку, подавая знак остановиться. В половине перелета от леса высокий плетень отгораживал возделанную землю. Свиное стадо они раньше услышали, чем увидели - матки с поросятами ломились через чащу, похрюкивая в предвкушении, заставляя хрустеть ломающиеся ветки. Показавшись на опушке, первый кабанчик замер, потягивая ноздрями воздух, а потом пошел через луг, переваливаясь с боку на бок, вслед за ним потянулись остальные. Плетень повалился от легкого толчка рылом, и тут же орава полумесяцем рассыпалась по полю, аккуратно прибирая зеленеющие ростки.
Пора... Кабан видит плохо, против ветра воинскому человеку подобраться нетруд-но. Первые стрелы, сорвавшись с тетивы, пролетели над полем, чтобы впиться в мясо там, куда метили охотники - каждая под левую лопатку выбранной жертвы. Стая взорвалась пронзительным визгом, матки превратились в воинов - где какая стояла, с того места и бросилась навстречу стрелкам.