Итак, что же такое гаитянское воду?
Это еще одна разновидность синкретического афро-христианского культа, возможно, наиболее развитая и влиятельная по сравнению с другими, встречающимися на Антильских островах. Как и другие синкретические культы подобного рода, воду не имеет ни своего канонического кредо, ни кем-то утвержденного единого культового церемониала, ни окончательно выработанных правил и норм поведения верующих. Воду продолжает оставаться сегодня, как и сто лет назад, комплексом народных поверий без церковной иерархии, без своих богословов, без единого «духовного главы». Жрецы воду, как правило, неграмотны и не в состоянии объяснить смысл и содержание своей веры. Католические церковники считают водуистов идолопоклонниками, а их жрецов — варварами, колдунами, чуть ли не людоедами. По-иному смотрят на воду ученые этнографы, исследовавшие эту религию.
Ученые показали, что воду завезли на Гаити рабы из Африки, где оно было религией дагомейцев. Некогда на Гвинейском побережье существовало государство Дагомея, о нем впервые услышали европейцы в XVII в. Само понятие воду у дагомейцев означает богов и духов разного рода, главным образом духов предков. Кроме них дагомейцы почитают три группы божеств природы, возглавляемых «главными» богами. Во главе богов неба стоит Нана-Булуку, богов земли — Сабата; бог грома Ксевиозо возглавляет третью группу.
Дагомейцы совершали в честь своих богов жертвоприношения. Богов «кормили» плодами, птицей, скотом, а в древние времена и людьми. Религия Дагомеи, отмечает Б. И. Шаревская, содержит черты, характерные для раннего политеизма: расслоение сонма духов, выделение высших духов и перерастание их в божества, наделение олицетворений природы общественными атрибутами, преобладание умилостивительного культа, отражающего отношения господства и подчинения.{61}
На Гаити воду, с одной стороны, вобрало в себя, видоизменив, ряд элементов из других африканских культов, с другой стороны, ассимилировало основные элементы христианской (католической) религии. Но кроме этого в гаитянском воду имеются и новые, только одному ему присущие элементы, порожденные местной действительностью и не имеющие ничего общего ни с религией дагомейцев, ни с христианством. Скрещивание этих на первый взгляд разнородных элементов породило по существу новый культ, сохранивший от дагомейского, пожалуй, только название.
Как указывает французский исследователь Альфред Метро, после двухсотлетнего «сожительства» этих элементов в воду они синкретизировались в новую «божественную семью», в которой «добрый бог» («Bon Dieu», как именуют гаитяне христианского бога). Христос, богоматерь, католические святые и африканские духи мирно уживаются друг с другом.{62}
Некоторые исследователи называют воду религией гаитянских крестьян. Но это не совсем так. Скрытых сторонников воду можно найти и среди городского населения, официально исповедующего католическую религию. Об этом повествует замечательный гаитянский писатель Жак Стефан Алексис, замученный в застенках тирана Дювалье:
«Попробуйте отыскать в Фон-Паризьене человека, который, послав каплуна местному кюре, не преподнесет тут же даров и водуистскому жрецу! Весьма вероятно даже, что последователей водуизма было здесь гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд: католицизм был для многих всего лишь удобной ширмой. По правде говоря, чуть ли не каждый житель Фон-Паризьена посетил — и не один раз — хунфор (водуистское святилище. — И. Л.), попрыгал там вокруг столба, предназначенного для обрядовых плясок, и пролил несколько капель миндального молока перед алтарем. Люди среднего достатка, те, кому в социальном отношении особенно нечего было терять, относились к поставленной перед ними дилемме довольно легко: им не впервой приходилось примирять в своем сознании две разные религии, и совесть не слишком мучила их. Но богачи, честолюбцы, все те, кто занимал в обществе видное положение, не могли допустить и мысли о том, чтобы отречься от лоасов. В могущество водуистских богов они верили куда больше, чем в силы божественного провидения, придуманного людьми. Бог-отец и Христос, так же, как витающий где-то дух святой, жили очень далеко и представляли собой понятия отвлеченные: разумеется, и с ними не мешает примириться, но спешить тут некуда, можно подождать до смертного часа. Другое дело — лоасы, боги мирские, тесно связанные с людьми и с их повседневными занятиями, боги, которые каждый миг вмешиваются в человеческую жизнь и которые решают, быть ли дождю или солнцу в этих краях. С лоасами приходится всегда держать ухо востро — иначе, того и гляди, твой конкурент перехватит у тебя милость таинственных сил и сыграет с тобой злую шутку! Ведь лоасы не терпят, чтобы к ним относились пренебрежительно или с дурацкой расчетливостью…»{63}