— Ты не веришь в меня? — спросила Эстрид.
— Что ты госпожа! Я не оставлю тебя, что бы ни случилось. Если суждено умереть…
— Тогда успокойся.
Перед домом развели костёр, и вскоре на нём уже стоял большой чёрный котёл до краёв наполненный водой. Эстрид сидела рядом в безучастном ожидании и смотрела вдаль сквозь окружившую её толпу северян. Когда вода забурлила, и пар повалил к небу, два воина подвели Эстрид к котлу, один из них взял единственную руку девушки и опустил в кипяток. Эстрид не издала ни звука. Она знала: стоит сосредоточиться, и боль не посмеет подступить. Так она некоторое время невозмутимо держала руку в воде, а когда обваренную культю вынули, все ахнули: ожог исчез буквально на глазах.
Люди подбежали, стали теснить Эстрид, недоверчиво осматривали культю, разводили руками и мотали головой. Затем принялись спорить. Некоторые указывали на жреца и что-то требовали, а тот побледнел то ли от негодования, то ли от страха, возражал и бранился, усиленно жестикулируя, от чего его побрякушки и амулеты неистово звенели. Но его уже никто не слушал.
Воины схватили жреца и тоже подтащили к котлу, затем один опустил его руку в кипящую воду. Истошный вопль огласил двор, пожилой жрец орал, визжал и вырываться из крепкой хватки воинов, но те безжалостно держали его, не обращая внимания на крики ошпаренного. А когда, наконец, отпустили, оказалось, что руку старика по локоть покрывали красные, уродливые волдыри, а кое-где кожа начала облазить. Жреца увели, а народ с благоговением обступил Эстрид, которая снова восседала на стуле, будто ничего не случилось, и глядела сквозь всех.
— Люди хотят знать, что делать, — объяснила Халла, которая была ошарашена не меньше остальных. — Что делать, если боги умерли? Когда ждать конца? Как теперь жить?
Надо было что-то ответить и, подумав, Эстрид сказал:
— Никто не знает о дне том и часе. Если боги умерли, говорить некому.
С этими словами она поднялась со стула и, хромая, ушла в дом. Чувствовала она себя плохо, голова кружилась. Эстрид доковыляла до кровати, упала на мягкий тряпичный матрас и забылась, а когда опомнилась, над ней стояла массивная фигура служанки с озадаченным лицом
— Пришла скорбь великая, — тихо произнесла Халла. — Люди напуганы. Сегодня их надежды умерли. Завтра сюда явятся вожди, они будут спрашивать, что делать.
— Я не знаю, что делать — сказала Эстрид.
— Не переживай, я всё улажу. Просто хотела предупредить.
Халла развернулась, собираясь идти, но Эстрид окликнула её:
— Увези меня, хочу уехать.
Халла нахмурилась:
— Но куда? И зачем? Разве тебе здесь плохо?
— Я должна вернуться в поместье Мьёлль, а потом — в Нортбридж.
— Не стоит этого делать.
— Отвези меня. Ты должна, — Эстрид теперь смотрела не вдаль, сквозь предметы, она вперила свои большие глаза в служанку, да так, что той стало боязно.
— Но я не могу! — воскликнула Халла. — Ты нужна здесь, ты нужна людям в эти тяжкие времена!
— Я им не нужна. Больше нет смысла пророчествовать. Теперь я бесполезна.
— Я желаю твоего блага, госпожа Эстрид, а путь очень опасен, — прибегла к последнему доводу служанка, — нельзя идти.
— Лютые звери, напавшие на меня, мертвы. Как думаешь, что будет с тем, кто встанет на моём пути?
— Даже не проси, — отрезала северянка, — мы останемся тут.
— Хочешь ослушаться? — Эстрид привстала, опираясь на культю. — Снова желаешь меня бросить?
Халла закачала головой. Она долго думала, кусая губу, и наконец, произнесла:
— Хорошо, сделаю всё, как просишь. А теперь спи, госпожа, ты должна набираться сил.
Глава 33 Ардван V
Пробиваясь сквозь рваную гряду облаков, солнце всходило над полем. Кони нетерпеливо топтали траву, сочный ковёр которой украшали вкрапления луговых цветов. Армия короля выстроилась сплошным фронтом, уставив в небо тысячи копий, пестрея мешаниной разноцветных одежд и знамён, перьями на шлемах, сталью и позолотой брони. Напротив возвышался холм с пологими, поросшими редким лесом склонами, опоясанными прерывистыми линиями частоколов, рвов и земляных валов, между которыми мельтешили фигурки солдат и лошадей. А у подножья выстроилась сплошная человеческая стена, загородив все подступы.
Эрах — могучий жеребец графа Ардвана — бил копытом землю, его массивное туловище покрывала пурпурная попона. Такого же цвета сюрко было надето поверх кольчато-пластинчатой брони графа. На груди его и на притороченном к седлу щите красовался герб со сказочной четвероногой птицей со змеёй в когтях. В одной руке граф держал копьё, уперев его тупым концом в стремя, в другой — массивный горшковидный шлем, увенчанный фигурой головы всё той же мифической птицы. Справа на гнедом скакуне выехал седовласый барон Ратигис в жёлтом сюрко под цвет знамени, а рядом придерживал пятнистого коня барон Балдред, облачённый в красные и зелёные одеяния. По другую сторону находились статный барон Геребальд, чья бородка залихватски топорщилась вперёд, молодой Рамбрехт в длинной кольчуге и толстяк Тунберт, телеса которого покрывала стальная чешуя. В первом ряду вместе с лордами и баронами готовились идти в бой старшие дружинники и самые опытные катафракты, позади, во второй и третьей шеренгах, располагались дружинники помоложе, сыновья баронов и прочие коленопреклонённые. Наёмники и кнехты серо-коричневой массой стёганок, среди которых изредка проглядывали кольчуги, на своих невысоких лошадёнках толпились за рядами катафрактов.