Эстрид опустилась на скамейку у стены, силы ушли, их высосала жестокая безбожность угрюмых дум. «Дастур Фравак — добрый человек, но он ошибся, — решила Эстрид. — Но что, если они все ошибаются? Что, если вера их тщетна?» Девушка схватилась за голову: «Я не должна так думать, это грех, это маловерие, это скверна. Враг искушает меня». Она в растерянности и отчаянии озиралась по сторонам, будто ища, кто поможет избавиться от предательских мыслей. Но вокруг были только стены и перевёрнутая мебель, а единственный священнослужитель разлагался за опороченным алтарём.
В дверном проёме, скрестив руки на груди, стояла Халла и смотрела на Эстрид. Девушка вздрогнула от неожиданности: погрузившись в душевные метания, она не заметила, как вошла северянка.
— Я тебя обыскалась, — нахмурилась Халла. — Зря ты встала с кровати. Лежать надо: ты ещё слишком плоха. А сейчас вообще дурно выглядишь. Али случилось что?
Эстрид кивнула:
— Ты права, пойдём обратно. Думала, тут станет лучше, но не становится. Я не могу молиться. Я не чувствую того, что раньше. То ли это место Господь оставил, то ли — мою душу.
Халла повернулась и пошла к дому, Эстрид побрела за ней; снова стало дурно, захотелось прилечь.
— Если ты лучше себя чувствуешь, — сказала северянка, — неплохо бы начать помогать по кухне. Это не сложно, но я устаю шляться целый день в поисках добычи.
Эстрид ничего не ответила, но когда подошли к дому, сказала:
— Ты не убрала труп в святилище.
— Да я туда даже не заходила, — отмахнулась Халла.
Эстрид задумалась. Подъём по лестнице дался тяжело, и добравшись до кровати, она в изнеможении упала на скомканный тряпичный матрас. Халла укоризненно покачала головой:
— Только измучилась напрасно, зачем ходила?
Но Эстрид сейчас заботило другое.
— Халла, — проговорила она, — ты долго жила среди нас, но не приняла Господа Хошедара. Многие чужеземцы приходят под Око Всевидящего, а ты — нет. Почему?
Северянка поморщилась:
— Эх, девочка, это не такой простой вопрос, как ты думаешь. Знаешь, сколько богов на белом свете?
— Всевидящий один и в Небесах и на земле.
— Нет, не один. Много народов — много богов. У каждого — свои боги, и боги эти мирно живут со своими народами на землях предков. А бог твоего народа возгордился и решил попрать остальных. И пошли жрецы твоего народа в чужие земли и стали истреблять и покорять иные племена, и покорённых заставлять приносить жертвы вашему богу. Многие порешили меж себя: раз тот бог такой сильный, значит, следует ему поклоняться, а своих — забыть, коли те не защитили от пришельцев. Но я вот что скажу: не все оставили веру предков. И однажды древние боги восстанут на этой земле и свергнут чужеземное иго. И я не собираюсь предавать их память ни под страхом смерти, ни под лживыми речами мобадов. Халла верна своему роду и его покровителям. Арлхельд — бог грозы и бури — у нас самый почитаемый, он властвует к северу отсюда вплоть до берегов озера Гаргал на востоке. Ему поклоняются и прибрежные народы и лесные. И мой род тоже чтил его выше других и приносил жертвы. И я чту, как чту и иных богов, что владычествуют каждый, где тому положено. Но ваш бог — бог чужаков и захватчиков, именем которого нас убивали, и поклоняться ему Халла не желает.
Эстрид стало любопытно узнать про богов, о которых ни разу не слышала, но она боялась навлечь гнев Всевидящего.
— Но почему ваши боги оставили вас? — поинтересовалась она.
— Потому что люди отвернулись от них и жертвы перестали приносить. Когда приходили странствующие проповедники, народ повёлся за их речами, и боги разгневались. Они плюнули и ушли, оставив тех помирать от руки иноземцев. Но скажи мне, девочка, что стоит ваша Каувеллания по сравнению с бескрайними землями, которые тянутся отсюда на север? Там вашему богу места, как не было прежде, так и нет и поныне. И тут теперь тоже.
Эстрид встревожилась. Стоило представить этих грозных потусторонних существ, несущих гибель каждому, кто посмел предать их память, и сердце уходило в пятки. «Неужели и правда, Всевидящий оказался слишком слаб?» — от этой мысли стало не по себе. Всевидящий, который всегда была для Эстрид источником добра и справедливости, который утешала в трудные часы, даруя душевный покой, здесь не имел власти. Теперь тут царили иные силы — столь же дикие и грозные, как и эти земли, поросшие тайгой. Древние боги притаились в ожидании своего часа, грозя осквернить и уничтожить всё святое, доброе и любящее в этом мире.