— Спасибо за вашу доброту, — произнесла Эстрид, — это предложение… оно… я ценю вашу заботу, сэр Хаголд. Но боль утраты ещё не прошла, я скорблю по моему мужу, а потому не могу дать ответ прямо сейчас.
— Бедная девочка, — покачала головой леди Нандила, — это так печально, пусть Всевидящий утешит тебя.
— Времена тяжёлые, леди Эстрид, — проговорил сэр Хаголд, — потери неизбежны, и мы порой просто не можем себе позволить подолгу горевать над ушедшими. Думайте, леди Эстрид, думайте, а пока не смею вас больше задерживать.
На этом разговор был окончен, и Эстрид отправилась во двор подышать свежим воздухом. Погода стояла пасмурная, прохладная. Солнце тоже скорбело, оно спряталось в траурное одеяние туч и не давало тепла. Девушка поднялась на стену и посмотрела вдаль, туда, где до самого горизонта угрюмо зеленели сосны. Покрытые хвойными зарослями холмы тихо спали, безучастные к людским трагедиям. Где-то в стороне, милях в пяти от замка над лесом вился лёгкий дымок — там притаилась деревня.
Эстрид почувствовала умиротворение. Города с их вечной сутолокой, теснотой и вонью были далеко, а древняя тайга, властвовавшая здесь не знала суеты и диктовала свои условия роду человеческому. Во дворе замка слуга неторопливо перетаскивал сено с воза в амбар, в луже лежали свиньи, в хлевах блеяли овцы, кудахтали куры. Жизнь здесь, будто застыла, погрузившись в вязкую канитель обыденных дней, наполненных монотонной, привычной работой. Но всё же Эстрид хотела домой, тут она чувствовала себя чужой и всеми покинутой — игрушка в руках высших сил, судьбы и расчётливых лордов. Болела голова, болели внутренности. Эстрид оперлась на зубец стены и посмотрела вниз: холодные камни бугрились острыми гранями, холодные камни могли всё исправить.
Вот только она больше не желала умирать, она знала, что правосудие должно свершиться, и ради этого осталась на белом свете. Но в замок барона Кобертона нельзя было ехать прямо сейчас, и ожидание давило тяжким бременем.
— Не стойте так близко к амбразуре, — послышался знакомый голос, — можно поскользнуться и сорваться.
Сэр Викгер подошёл незаметно. Эстрид обернулась и встретила ухмылкой молодого коленопреклонённого. Ей не нравилось, как тот на неё смотрит — его взгляд слишком сильно напоминал взгляд того похотливого мобада; ей не нравилось его полное лицо, ведь оно даже близко не походил на лицо человека, которого она любила. Но сэр Викгер был тем, с кем она должна связать свою судьбу, и Эстрид гадал, сможет ли когда-нибудь пойти на такую жертву и забыть о любимом.
— Простите, я задумалась и не заметила вас, — пробормотала она, — но мне, пожалуй, пора: на улице холодно, — Эстрид развернулась, чтоб уйти.
— Уже? И даже не удостоите меня коротким разговором? — сэр Викгер усмехался, и девушка, смутившись, потупила взор.
— Простите, сэр Викгер, — произнесла она, — нехорошо себя чувствую, надо прилечь.
— Старые травмы, — понимающе кивнул молодой коленопреклонённый. — Вы ещё не показывались нашему врачу? Он даст лекарство и помолиться о вашем здоровье.
Эстрид испугалась. Ей было страшно обращаться к врачу, ведь тот мог понять, что после побоев и гибели предыдущего плода она больше не сможет иметь детей. Но тогда она станет совсем никому не нужной, окажется просто мусором в глазах окружающих, не спасёт даже положение. Бесплодная женщина была проклята Всевидящим — это знали все.
— Я, пожалуй, пойду, простите, — сухо произнесла Эстрид и, не оборачиваясь, зашагала к лестнице.
Запершись в своей комнатушке, она села на кровать задумалась. У стены стоял меч с навершием в виде головы хищной птицы — единственная память о возлюбленном. Девушка поклялась, что никогда не расстанется с этим оружием. Она взяла его, положила на колени и провела ладонью по обмотке рукояти, вспоминая о руках, которые держали её прежде, о любимых руках…
А после вечерней трапезы Эстрид попросила аудиенции у сэра Хаголда. Она рассказала о том, что произошло в поместье, в том числе о преступлении мобада, умолчав, впрочем, о причастность к этому графини Берхильды, после чего озвучила свою просьбу.
— Только после этого я смогу думать о будущем, — объяснила Эстрид, — иначе мне не найти покоя. Помогите свершиться правосудию.
Сэр Хаголд долго хмурился, смотрел, не отрываясь, на девушку и барабанил пальцами по столу.
— Это дело серьёзное, леди Эстрид, — наконец медленно произнёс он, — очень серьёзное преступление, особенно для духовного лица. Я весьма сочувствую положению, в котором вы оказались, и всем сердцем желал бы помочь. Но деревня, где проживает тот мобад, находится не под моей властью, а на служителей церкви распространяется только суд апологетов.