Сбежать из замка было проблематично, но Бенруз и не собирался этого делать: он отлично проводил время в стенах дома сэра Хаголда за простыми, но сытными трапезами и светскими разговорами, а вечерами — сидя у камина. Эстрид на дух не переносила этого человека, но сделать ничего не могла. Как утверждал Бенруз, вина его не доказана, а значит, и содержать его следует подобающим образом до тех пор, пока суд не установит истину. Помимо этого мобад усердно распространял слухи о том, что после трагедии девушка не в своём уме и не понимает, что говорит. Мобад Харан встал на сторону коллеги, а следом — и остальные обитатели замка, которые теперь посматривали на Эстрид искоса со смесью сочувствия и осуждения. Её отказ присутствовать за столом вместе с другими леди только усугубил ситуацию.
А Эстрид плакала. Плакала часто и подолгу, когда оставалась одна, лицом к лицу со своей обидой; рыдала, уткнувшись в подушку и до боли впиваясь пальцами в простыни. Старалась скрыть своё несчастье, к которому окружающие были слепы.
Сегодня за трапезой слуги обсуждали последние события. Три дня назад прилетела весть о взятии варварами Кюльбёрга, что вызвало беспокойство у всех обитателей замка. Позавчера в Гроадт начали прибывать люди из окрестных селений: в округе уже рыскали дикари, грабя деревни. Вчера солдаты видели со стены группу вооружённых варваров на подступах, а сегодня противник лагерем обосновался у дороги, блокировав единственный путь в замок. Слуги были крайне обеспокоены, и ни о чём другом говорить просто не могли.
— Нас не возьмут, — уверял старый толстый повар, — это им не по силам. Никто Гроадт ещё не брал.
— А если всё же возьмут? Город же захватили! — возражал конюх.
— Дурак! — повар постучал пальцем по лбу. — В городе стены деревянные! А нас тут, на холме, и Враг не достанет.
— Сам дурак! Город много народу обороняло, а нас — три калеки.
Они продолжали спорить, а Эстрид погрузилась в раздумья. Осада волновала её гораздо меньше, нежели тот факт, что суд откладывался на неопределённое время, а подонок, о котором она не могла и думать без омерзения, разгуливал на свободе, радуясь безнаказанности. Осознавать это было пыткой не меньше, чем издевательства и побои. Аппетит, как обычно, отсутствовал, а потому на очередное, уже ставшее традицией, замечание горничной: «А что госпожа так плохо ест? Ишь, какая худенькая — поправляться надо», Эстрид мотнула головой и уставилась в тарелку. Слуги знали о произошедшем в поместье Мьёлль, и не решаясь в открытую вести об этом разговоры, молча жалели девушку. Но от такой снисходительной жалости становилось только хуже. День ото дня мир серел перед глазами, погружаясь в беспросветный колодец отчаяния. И чем дольше это продолжалось, тем больше хотелось любой ценой положить конец собственным страданиям.
Не обращая внимания на упрёки горничной, Эстрид встала из-за стола и вышла на улицу. У дверей столкнулась лицом к лицу с сэром Викгером, хотела пройти мимо, но тот остановил её:
— Погодите, леди Эстрид, куда торопитесь? На вас сегодня совсем лица нет. Могу чем-то помочь?
Эстрид потупилась, ей было неприятно встречаться взглядом людьми — они все знали о её позоре и, казалось, только насмехались над её горем.
— Спасибо, ничего не надо, — ответила она и уже вознамерилась двинуться своей дорогой, но сэр Викгер не отставал.
— Если боитесь захватчиков, леди Эстрид, могу заверить: эти стены надёжны. А благодаря сэру Абрену, который нанял в городе бойцов, у нас достаточно гарнизона для обороны. Дикари уйдут ни с чем — можете не сомневаться.
— Простите, — попыталась избежать навязчивого общения Эстрид, — мне нехорошо, я пойду наверх.
— Отчего же? Вам нужно больше дышать свежим воздухом. Может, прогуляемся?
Эстрид не желала показаться неучтивой, а потому согласилась. Они с сэром Викгером прошли хозяйственный двор и очутились в примыкающем к замку поселении, защищённом деревянной стеной. Народу тут было много: беженцы заняли улицы и всё пространство у стен, заполонив его палатками и крытыми возами, где ютились семьи. Прямо посреди деревни горели костры, вокруг которых толпились сервы, болтали друг с другом, варили похлёбку. Днями напролёт не стихал гомон, местами слышались тревожные разговоры, местами — смех. Люди по-разному переносили невзгоды, по-разному встречали опасность.
В неловком молчании Эстрид и сэр Викгер пробрались через поселение и взошли на воротную башню. Тут было потише. Под навесом стояла баллиста, возле неё два наёмника играли в кости, третий считал ворон, облокотившись о парапет. По узкой крытой галерее Эстрид и сэр Викгер отошли подальше, чтоб солдаты их не слышали. Остановились. Эстрид уставилась в дремучую даль, где тайга колыхалась на ветру тёмно-зелёным массивом, а по небу важно брели набученные облака. Со стороны дороги поднимались дымы костров — там расположился вражеский стан.